Или я тебя сейчас буду кормить с ложечки. Гейден, — поймав мой скептический взгляд, килл скривился, — я сейчас не шучу! Я предупредил тебя в последний раз, больше говорить не буду. Не будешь есть, накормлю насильно. Что касается того, почему я себя так веду… Я перед тобой виноват, я уже говорил. Из-за меня ты могла погибнуть, поэтому считай, я тебе долг жизни отдаю. Остальное не имеет значения.
По лицу Вилларса было понятно, что больше я от него ничего не добьюсь. Пришлось заткнуться и жевать. Хотя совсем промолчать я не сумела. Зачерпывая очередную ложку безвкусной массы, я ворчливо поинтересовалась:
— Что это за гадость и где ты ее взял? Есть невозможно.
Потягивая мой чай, килл насмешливо фыркнул:
— Эта, как ты ее называешь, «гадость» до утра полностью восстановит твой энергетический баланс. И завтра во время тренировки и последующей уборки ты гарантированно не грохнешься в обморок. Что касается «где взял», Гейден, заруби себе на носу: деньги решают почти все! Я просто купил порцию для повышения энергетического баланса организма в автомате для преподавателей.
Я поперхнулась. Вилларс купил? Для меня?! Наверное, в местном лесу сдох монстр призовых размеров, раз этот надменный гордец заботится обо мне. Однако, больше задавать вопросы я не рискнула и под пристально-угрожающим темным взглядом активней заработала ложкой.
В этот вечер между мной и Вилларсом что-то изменилось. Это невозможно было не заметить. Да и я всей кожей ощущала, что заняла в жизни килла какое-то странное, но прочное место. Нет, он по-прежнему от любой глупости вспыхивал как свечка. Но больше на меня не орал. Я видела, что он прикладывал просто титанические усилия воли, чтобы сдерживаться, особенно во время отработки наказаний. Я бесила его. Это было видно невооруженным взглядом, но Вилларс предпочитал отойти в сторону, перетерпеть, перемолчать любую мою выходку. А их было много. Особенно когда я поняла две вещи: килл совершенно не знает и не умеет делать уборку, и не он не причинит физического вреда.
С тех пор так у нас и повелось: я учила Вилларса обращаться с метлой и тряпкой, если нам выдавали задание что-то убрать руками, без помощи дроидов, он гонял меня на полигоне, подтягивая мою физическую форму. Практически все время мы проводили вдвоем. Преподавателей на территории Академии осталось очень мало, чаще всего мы сталкивались с интендантом-шурфом, который выдавал нам задания. В столовой, как правило, мы тоже были вдвоем. Очень редко за другими столиками к нам присоединялись игумары и фарны. Я знала, это те абитуриенты, ставшие уже, как и мы с Вилларсом курсантами, у которых не было средств, чтобы перед началом учебы смотаться домой.
На девятый день после происшествия с обмороком и медчастью мне разрешили заниматься с даром, и к уборке и тренировкам добавились занятия с Айминем. К вечеру я выматывалась так, что за ужином, как правило, не могла даже слово сказать. К чести, Вилларса, он никогда не пользовался моей усталостью и не мстил за дневные выходки. Наоборот, часто покупал мне энергетический ужин и поддерживал как мог.
В те редкие минуты, когда мы разговаривали нормально, без взаимных подколок и упреков, он рассказывал мне про свой дом и природу родной планеты, где успел побывать, расспрашивал о Земле. Не сговариваясь, мы избегали тем обучения и нашего будущего. Но вечно так продолжаться не могло. Время бежало неумолимо. Через несколько дней уже должны были начать возвращаться старшие курсы. А я все никак не могла собраться с духом и поговорить с родителями о своем происхождении. Генетический анализ показал, что я не модификант. Но в моей крови все равно присутствовали нанокриты. Откуда — загадка даже для медиков. Через две недели ожидали возвращения из экспедиции главного генетика Академии. Он должен был осмотреть меня, изучить мои анализы и вынести свой вердикт. Но мне почему-то казалось, что главный генетик не сумеет приоткрыть завесу тайны моего рождения. Что для этого нужно говорить с родителями. А я только раз отправила им сухое текстовое сообщение, что меня приняли на обучение, но я вынуждена остаться в Академии, так как мне необходимо подтянуть физическую форму тела. Мама писала мне по нескольку сообщений в день. Но я малодушно не отвечала на них, скупо отговариваясь тем, что не могу открывать сообщения в тот момент, когда вишу на турнике или нахожусь в тренажере. Я врала. И совесть, чем дальше, тем больней жалила меня за это. В конце концов, в самый последний выходной день в одиночестве, я решилась поговорить с родителями по галанету.
Для Земли видеосвязь по галанету все еще оставалась дорогим удовольствием. А потому, чтобы не тратить драгоценные кредиты зря, ожидая, пока родители найдут друг друга и сядут перед терминалом, я отправила запрос с точным временем видеоконференции заранее, с вечера. Тем самым отрезая и себе пути отступления. Лишая себя возможности в последний момент малодушно перенести разговор на другой день.
По времени Лураны связь должна была состояться ранним утром, еще до подъема. Благо, что в новой комнате, в которой я буду теперь проживать до самого выпуска, стоял стационарный терминал для нужд курсантов, имелся выход в галанет и я пока проживала в комнате одна. Можно было не беспокоиться, что помешаю кому-то досматривать сладкий сон. Кстати, совсем не факт, что в будущем у меня появится соседка. На летном отделении, как я уже знала, девушки были редкими гостями, предпочитая профессии попроще и полегче. Вполне вероятно, что я так и останусь в двухместной комнате одна. А для меня одной большого встроенного шкафа, двух столов, двух стульев, двух коек и ванной комнаты, которая здесь именовалась санблоком, было даже много.
Будильник в комме помог не проспать. Я встала, когда за окном только-только начала рассеиваться ночная мгла и предрассветный воздух Лураны, вкусный, как драгоценный коктейль, был настолько холодным, что пробирал до костей. Я высунулась за окно на минутку, чтобы разогнать сонливость и собраться с мыслями, но уже через двадцать секунд продрогла и была вынуждена закрывать окно и бежать под горячий душ. Если заболею — Айминь мне устроит! А про килла не хочу даже вспоминать. Эта язва Вилларс будет отравлять мне жизнь не хуже королевской гадюки, если увидит меня с простудой.
К назначенному времени, соответствовавшему на Земле двум часам пополудни, от нервного напряжения у меня подрагивали руки, а в желудке ледяным комом свернулась пустота. Я в последний раз посмотрела на себя в зеркало: светлые волосы гладко зачесаны и заплетены в
