– Дай-ка я тебе прочту любимый отрывок из сочинения партнера Позитрона Первого. Не против?
– Очень за!
– Тогда слушай. – Он зашелестел страницами. – Вот!
"Великий Патриарх ошибался в единственном – в определении подвига. Все мы помним, что нет выше доблести, чем прожить все отпущенные медициной периоды, убить много врагов и принести себе, а значит и Партнерству максимальную пользу. Но чем дольше я живу..." – тут Иванов прервался и посмотрел на меня:
– Вообще-то ягну никогда не говорят о себе "Я". Только "Мы". Но во многих местах мои спецы переводят единственным числом первого лица для пущего пафоса...
"Но чем дольше я живу, тем сильнее поднимается в моей душе убеждение, что это неполное определение. Иначе отчего меня охватывает такой восторг, когда я несусь среди звезд, режу твердый вакуум, а враг попадает в захват прицела? Такой радости не испытываешь даже, когда дело выиграно и Пожиратели подставляют свои несокрушимые носы потоку солнечного огня! Эта эмоция настолько сильна и благодатна, что только ради нее стоит жить. Приобретение столь положительных ощущений есть высшая выгода, которую не сравнить с материальными приобретениями. Итак, подвиг может быть скрыт не только в выгодном размене и получении пользы, но и в процессе боя ради него самого. Я обсуждал этот феномен с другими партнерами и не нашел понимания. Однако мои подвиги велики и жизнь долга, что говорит о том, что я прав. Я сражающийся партнер, Пожиратель Звезд, заслуживший имя Позитрон Первый".
Ваш покорный слуга заслушался. Если бы эти строки вышли из-под пера нашего брата-истребителя, тогда ничего удивительного. Но я видел фотографии этого урода! Подумать только, сей ночной кошмар сумел написать такое!
А ведь другой такой кошмар выручил меня из чувства благодарности... Или он рассудил, что живой я принесу больше пользы в благом деле изничтожения племени джипсов? Короче говоря, невероятно диалектичные ребята, эти ягну!
Из задумчивости меня вывел голос Иванова.
– Я вот думаю, Андрей, как бы их обозвать?
– Зачем? – не сообразил я, все еще режущий "твердый вакуум" вместе с камрадом Позитроном.
– Экий ты, братец, сделался медленный, – поддразнил начальник. – Я говорю: в документах их боевые машины надо как-то называть!
– А-а-а... ну это вы лучше с товарищем Сашей посовещайтесь. Я в прикладной лингвистике не очень, – признался я.
– Брось прибедняться! Давай, как на духу, первая ассоциация: Позитрон!
– Рыцарь! – выпалил я.
– А неплохая идея! Так и запишем: истребитель – рыцарь… нет, лучше паладин ягну. Молодцом, товарищ пилот! Ну, с Большими Пожирателями все ясно. Учитывая тягу нашей науки к латыни и греческому... пусть будут Пожирателями Звезд, то есть астрофагами! И ягну, как раса, пусть будут астрофагами, для экономии. По технической, так сказать, специальности, – он вытащил старомодную ручку и записал на обороте распечатки, а потом хитро глянул на меня. – Тебя не гложет профессиональное любопытство, как ягну называют свои истребители?
– Ну... – помялся я, потому что из-за переизбытка информации меня уже ничего не глодало. – Интересно, конечно.
– Там целый комплекс понятий прописан, но если одним словом, то: доспех! Да-да, именно так! Так что твоя идея с рыцарем очень верная. По сути, их истребители – это сверхпродвинутый скафандр, экзоскелет. Изготавливаются строго индивидуально, согласно вкусам и запросам пользователя. Аналогия все ближе, не так ли?
Аналогия-то рисовалась более чем адекватная, но меня вдруг одолел совсем иной интерес – практический. Ведь особое назначение нашей эскадрильи в данный момент – разъяснение этих вот диалектиков космоса. Дневник, нет слов, здорово и полезно, но сия польза требует действий. Каких?
Вариант в прицеле маячил ровно один, но я хотел услышать твердое начальственное "да".
– Товарищ Иванов, простите, но какие следуют из всей этой... как бы выразиться... феерии данных организационные выводы? Что делать будем, проще говоря?
Иванов моментально поскучнел и отложил бумаги.
– М-да... оргвыводы... – он хлопнул себя по колену, будто и сам боялся произнести их вслух. – Такие будут оргвыводы, товарищ Андрей. Будь у ягну метрополия, полетели бы туда на разведку. Дабы знать куда бить, если что. Материнских миров не имеется. Но у них есть временная стоянка, и теперь мы знаем, где примерно она может находиться.
Он ткнул перст в папку.
– Позитрон Первый любезно дал привязку. Система Альцион. Береника – планета-кладбище, там хоронят героев. Следующая от звезды планета – наша цель. Но тут есть нюанс. По нашим данным у Альциона ровно одна нормальная планета – Береника. Плутоиды[5] не в счет. Дальше за Береникой идет аномально плотный газопылевой диск. Похоже на остатки очень мощного взрыва, разнесшего шарик в дым. Такое бывает, хоть и редко... так вот... я не могу и не имею права посылать вас "туда, не знаю куда". Поэтому я полечу в систему Альцион сам. На "Левиафане". Закажу БЧ-5 полную профилактику и как только буду уверен, что у корыта все в порядке с Х-двигателями – сразу стартую.
– Но, товарищ Иванов, разумно ли самому?
– Отставить разумно. Как говорил генерал Скобелев: "Если хочешь победить, войска надо водить в бой, а не посылать". Адмирал Нахимов говорил не хуже: "Побуждать людей к службе можно при помощи наказаний, наград и личного примера. Из всех трех, последний способ наиболее действенный". Вот так. А у меня с вашей эскадрильей пока с личным примером и вождением не складывается. Так что – отставить. Я полечу сам.
Не знаю, кого он больше убеждал: меня или себя? Скорее, себя. Ваш покорный слуга и не пытался возражать.
В писании Позитрона Первого потаенная планета именовалась Инда. На ее поиски и отправился Иванов через три дня после прибытия на Грозный. За старшего оставил прекрасную Сашу. Мне же вручил дневник паладина для удовлетворения любопытства.
"Левиафан" благополучно вошел в Х-матрицу, просквозив разгонный трек на высокой орбите Эфиальта.
А обратно... не вышел.
Рейдер просто погрузился в небытие и в реальности не появился – так говорила вся наша аппаратура.
А мы не знали что и сказать.
Глава 7. Последний рейд "Левиафана".
Декабрь, 2621 г. Легкий авианосец "Дзуйхо". Планета Инда, система Альцион.
Космическая экспансия человечества поставила множество вопросов – новых, практически немыслимых в эпоху, не знавшую рева гидразиновых ускорителей. Да, именно "практически" – в силу их крайней непрактичности. Ведь философия, что бы о ней ни говорили, остается сферой человеческой мыслительной деятельности, привязанной к практике повседневности гораздо сильнее, чем того хочется самим философам.
