— Подай мне руку!
Из кювета высунулась рука. Кукылин посмотрел на нее и спросил:
— Горм, это ты сказал «Подай мне руку»?
— Нет, не я, а что?
— Тогда чья же это рука?
— Как? — Над бордюрным камнем локтях в трех налево от руки показались голова и плечи Горма.
— Не моя! — после некоторого сомнения заявил Горм. — Какая-то она костлявая, длинная и ваще зеленая. Нет у меня таких рук!
Рука медленно скрылась в кювете.
— Началось, — сказал Кукылин.
— Бывает, — сказал Горм. Он прошел по кювету несколько шагов вправо, потом влево, потом выложил на бордюр несколько костей, кожаный кошелек и растрепанную книгу и сказал:
— Дай руку, а!
Кукылин спросил:
— А теперь это ты?
В ответ глухо, как из-под земли, раздался смех.
— Это не я! — сказал Горм. — То есть я это я, а не я… Ладно, стой, где стоишь, легче дюжину раз самому откуда угодно вылезти, чем тебе хоть что-нибудь один раз наполовину объяснить так, чтобы потом тебя самого вытаскивать не пришлось.
Взметнув облако светящейся пыли, Горм воспарил над шоссе с ревущими ракетными пистолетами в руках.
— Ничего не понимаю, — проворчал он, опустившись рядом с Кукылином. — Во всяком случае ясно одно: ветра здесь не бывает.
— О кладезь мудрости! — отозвался Фенрир.
— Заткнись, ты, сексопатологоанатом недоученный!
— На себя бы поглядел, колода тормозная!
— Да, это сильно, — согласился Горм, снимая очки и вытряхивая из-под них фосфоресцирующую пыль. Он повернулся к Кукылину. — Может, ты что-нибудь понимаешь?
— Послушай, — Кукылин, забывшись, взглянул Горму в глаза и тут же в ужасе потупился. — Пожалуйста, давай сначала залетим ко мне в усадьбу. Ты же сам хотел привезти моим сестрам доброй еды!
— Да, а потом опять сюда переть… Нет уж, в город так в город! Вот только глянем на книжечку.
«А ну, собирайтесь к экрану, детишки —
Веселую книжку я вам покажу.
Сначала посмотрим картиночки в книжке:
Вот кладбище, гробик, и я в нем лежу.»
Горм нахлобучил очки обратно на рогатый обруч.
— Что ты ржешь-то?
— Это не я…
— Да? — Горм с сомнением раскрыл книжку. — Ничего не понимаю! — Он сунул книжку Кукылину. — Это что?
— Когда-то меня учили этому языку… — С той строчки, по которой Кукылин провел пальцем, осыпались буквы. — Здесь комментарии в стихах какого-то богослова к запретным главам Книги Постыдных Откровений. Не знаю, удастся ли мне при переводе попасть в рифму.
«Кровопийцев и уродов
В бой повел Пупихтукак,
Истребили всех народов
И устроили бардак.
Мертвецы в лесах завыли…»
Не стоит читать эту зловещую книгу в этом зловещем месте, тем более что…
Кукылин осекся, прерванный донесшимся из лесу воем. Собаки замерли, повернувшись в направлении звука. Мидир глухо зарычал, бронепластины на загривке его панциря злобно ощетинились, и стремительным прыжком пес рванулся к лесу.
С неожиданной неграциозной прытью Горм, потрошивший у обочины кошелек, преградил ему путь и, увлеченный инерцией здоровенной звериной туши в тяжелом охотничьем снаряжении, привычно грянулся в кювет.
— Тоже мне — к бешеной собаке за семь поприщ киселя хлебать, — увещевал Мидира Горм. — А потом найдут от тебя твердосплавную коронку с левого переднего клыка, и все. Не грызи мою ногу!
— Это не я!
— Врешь!
— Он не может одновременно грызть твою ногу и говорить, что это не он! — вступился Фенрир.
— Бред какой-то… — Горм бесцеремонно перекинул Мидира через бордюр, шмякнув его боком о дорогу. Затем он попробовал влезть животом на бордюрный камень, но вместе с ним свалился в кювет.
— Забавно, — сказал Фенрир. Вой в лесу смолк.
— Тебе помочь? — спросил Кукылин.
— Иди ты в, — Горм, сгребая под себя крошившийся бетон, выполз по развороченному краю кювета на шоссе. Его правая нога застряла в челюстях кое-где обтянутого почерневшей кожей черепа.
— Так вот кто грыз мою ногу! — Череп разлетелся в куски. — Все, пошли в город! А тебя, недопеска, я спасать больше не стану! — Мидир поджал хвост.
«Хорошо, что у меня нет хвоста», подумал Кукылин.
Тьма над головами грабителей города мертвецов все сгущалась. Когда лес по сторонам дороги сменился развалинами домов, повидимому, небольшой этажности, небо стало такого же черно-багрового цвета, как латы Горма.
«Этот рыцарь не ведает, что такое страх.» Кукылин оглянулся на Горма, неверной походкой шедшего в арьергарде и перебиравшего у себя на ладони монетки из найденного в кювете кошелька.
— Можно законтрактовать на эти деньги хорошего пилота?
— Должен тебя разочаровать. Здесь едва хватит на проститутку из солдатского бардака, и то на один раз.
Горм припрятал монетки в один из поясных мешков.
— Мертвецы — хилые бойцы, — сказал он. — Но может повстречаться какая-нибудь местная живность, вроде той, что чуть не уделала Бросая. Не случись там я…
— Бросаю не пришлось бы два дня маяться животом, — закончил Фенрир.
— Ты просто старый, сухой, грязный, обдристанный кусок кала! — сказал Горм.
— Кусок кала у тебя в штанах, — Фенрир обратил против Горма Гормово же некогда излюбленное оружие.
— Ладно, сейчас нам не до никчемных, тщетных и потому смехотворных потуг этой еле летающей, уродливой, тупо-злобной, блудливо-хвостатой и дерьмо на лету исторгающей баржи сострить или выругаться, — Горм вновь обратился к Кукылину. — Вынимай автоген, сворачиваем в ту улицу.
Ближе к центру здания сохранились лучше. Было очевидно, что город погиб не под бомбами — во многих окнах даже сохранились стекла.
— Пойдем по квартирам шастать! — предложил Горм.
— Не стоит, — Кукылин опасливо поглядел на разверзавшуюся справа от него дыру парадного подъезда когда-то роскошного трехэтажного каменного дома.
Распахнутые стеклянные двери внизу были заляпаны темной вязкой массой.
— Все, кто жил в этом городе, умерли. Большинство из них умерло в своих жилищах. А после смерти они претерпели превращение. Я не говорю, какое, но ты знаешь.
— В тугныгаков, что ль? — вякнул Горм.
Стеклянные двери медленно закрылись. Кукылин укоризненно посмотрел на Горма. Тот развел руками и помотал головой.
— Кукылин, сзади! — сказала Фуамнах. Крышка канализационного люка в трех шагах от Кукылина взлетела во внезапно помутневший воздух. Под вопли и улюлюканье сонмища страшных голосов из дыры полезли омерзительные насекомоподобные обезьяны размером с порядочную свинью. Кукылин взмахнул мечом. Огненное лезвие выскользнуло из эфеса, осветив кошачью морду и лошадиные зубы ближайшей гадины.
