– Хорошо, что аппетит к вам вернулся. Мне кажется, вы слишком похудели. После всего.
– М-м… да. – Корделия прожевала сэндвич.
Оливер побарабанил пальцами по столу и адресовал ей слабую улыбку. Стало неожиданно тихо. Он снова вздохнул, но вздох прозвучал скорее нерешительным, чем удовлетворенным. Корделия отхлебнула ещё чая, смакуя его терпкий вкус, и внимательно посмотрела на Оливера. Он всегда представлял собой зрелище, приятное для глаз. Но сейчас, казалось, он был на взводе, открывая рот, словно намереваясь что-то сказать, но так и не мог решиться. Корделия попыталась представить, что же такое Оливер не может сказать ей после всех этих лет, но и так ничего и не придумала. Она с любопытством спросила:
– О чем думаешь, Оливер?
Он сделал неопределенный жест рукой.
– Ну, если честно… о вас.
Она удивленно подняла брови.
– Что же я такое сделала?
– Ничего.
– Э-э… А должна была?
Она начала было перебирать в уме, что и для кого должна была сделать, но он отрицательно покачал головой.
– Вовсе нет.
Корделия озадаченно уставилась на него. Он неловко заерзал на деревянном стуле. Она отхлебнула еще чая. Он отхлебнул еще чая.
Он поднялся, подбросил в огонь еще одно полено, сел и начал снова:
– Вы же никого не нашли. В смысле, в личном плане. Для себя. В последнее время, я имею в виду. Я понимаю, что не раньше, тут и объяснения не нужны.
«Я не… что?» Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять. Он имел в виду… любовника, партнера, сожителя, супруга? В общем, определенно что-то такое.
– О, боже мой, нет. Даже не думала об этом. Просто… даже не озадачивалась этим. Да и где найти на это время?
– Пожалуй, что так, – он кивнул, признавая справедливость ее слов.
Она удивленно моргнула.
– А что, ты?..
– Что? Нет! – он замялся. – Иными словами… нет. Не искал.
Корделия наморщила лоб.
– А хотел бы?
– Я думал, что нет. Сначала, понимаете? – она кивнула, и он продолжил: – Но в последнее время… я стал задумываться. Появились новые мысли. Ну, вы поняли.
Она не понимала, но очень хотела понять. Это ведь был Оливер, и из всех людей, что не приходились ей родней, его счастьем она, несомненно, дорожила больше всего. Она быстро прикинула в уме, но так и не смогла представить, кем именно из молодых офицеров или дипломатов, или еще кого-нибудь из достойных людей в Каринбурге мог бы заинтересоваться приунывший Оливер. В последнее время. Не то, чтобы в последнее время она много замечала.
– Это хорошо. Похоже, что ты исцеляешься. – «По-настоящему».
Он наклонил голову. Похоже, эта мысль была для него новой и не слишком приятной.
– Э… возможно. – Его взгляд стал умоляющим.
«Прости, паренек, что-то у меня сегодня телепатия барахлит». Стоп. А может, он боится, что она станет думать о нем хуже из-за его желания идти вперед?
— А ты нашел кого-то, кто кажется тебе подходящим? Оливер, я думаю, для тебя это будет просто замечательно. Но тебе совершенно незачем спрашивать мое разрешение! — она выпрямилась на стуле, размышляя. — И конечно же, Эйрел – говорю тебе это ясно и четко, если у тебя появились какие-то глупые сомнения на этот счет, – Эйрел хотел бы, чтобы ты нашел свое счастье. Он всегда тебе этого желал.
Среди многочисленных тайных сомнений, которые Великий Человек Барраяра доверял на протяжении многих лет только ей и никому больше – поскольку после определенного момента в истории никто не желал, чтобы он сошел с чертова пьедестала, на который они его возвели, и оказался, к их испугу, обычным человеком, способным на сомнение, – так вот, среди них был страх, что их постоянные близкие отношения каким-то образом мешают Оливеру в личном или профессиональном плане. Что Эйрел увел его с пути, ведущего к лучшей и более приличной участи. Ну, хорошо, лучшей. Потому что по барраярским меркам почти любая участь для него была более приличной. И по многим другим тоже, печально подумала она. Бетанцы по большей части не придавали значения полу, но существенная разница в возрасте и социальном положении смутила бы даже их. Ее и саму поначалу это беспокоило.
Оливер согласно тряхнул головой; хорошо, что хоть эту толику здравого смысла в него вколачивать не придется. Но он тут же взмахнул рукой в ещё одном неопределенном жесте, а это значило, что она не добралась до того, что его гложет. Было множество более увлекательных способов скоротать те несколько часов, что они пережидали непогоду, нежели играть с Оливером в угадайки насчет его эмоций. И что же такого в барраярских мужчинах делает их в этом плане настолько… настолькобарраярцами? Ведь если он просто будет откровеннее, это значительно упростит дело.
Итак, что он пытался сказать? Он нашел человека, в которого мог бы влюбиться, но не имел у того успеха? Но как такое вообще может быть? Если только не положил глаз на кого-то особенно неподатливого – но перед его глазами уже был, по крайней мере, один жизненный пример, как справляться с подобными трудностями. Корделия была сбита с толку.
Она села, скрестила ноги в лодыжках, поджала губы и внимательно принялась его разглядывать. Оливер непроизвольно задрал подбородок, принимая этот вызов – а подбородок у него всегда был весьма симпатичный.
— Знаешь, я тут подумала, а был ли у тебя хоть какой-нибудь опыт соблазнения?
Глаза его на мгновение расширились, потом сощурились снова.
— Разумеется, Корделия! Меня не назовешь асексуальным.
— Я не это имела в виду! Ты, должно быть, один из наименее асексуальных людей, которых я когда-либо встречала. Чем ты озадачил, не сомневаюсь, за все эти годы множество людей, которые безуспешно пытались тебя добиться. Бедняги. И чудаки. — Определенно, бедняги и чудаки. — Но я говорю о кое-чем противоположном – не о выборе среди людей, пытающихся соблазнить тебя, а?
Он возмущенно открыл рот. Потом снова его закрыл. Потом плотно сжал губы. И нерешительно пробормотал:
— Это… взгляд совсем под другим углом. Полагаю, это могло бы… э-э… то есть, для вас именно так все и выглядело?
— Я была свидетелем одной успешной попытки, множества неудачных, а всё остальное время ты был вне поля моего зрения, пока сопровождал корабли торгового флота. Там ты, я полагаю, не оставался без нужды моногамен?
— Э… нет, но… я не считаю себя переборчивым, у меня просто было слишком много работы. Особенно после того, как я получил свой корабль.
Скорее всего, дело было в его ответственности. И служба на кораблях то там, то здесь не давала возможности для долговременных отношений.
— Ладно, чего бы хотелось тебе самому?
