– Понимаю, – ответил доктор. – Поверьте, я все прекрасно понимаю... А также помню, что одна из пропавших – Кэт Пуляски. Но у меня долг перед экипажем корабля, перед тысячью с лишним человек, которые находятся с нами здесь... И, в соответствии с обязанностями, я делаю официальное заявление: нам нужно улететь отсюда, старший помощник, пока мы держим ситуацию под контролем.
Райкер взглянул прямо в глаза Сэму и вздохнул;
– Ну и задали вы мне задачку!
– Я выполняю свою работу, – ответил Буртин. – Для этого здесь и нахожусь.
– Разумеется... Но пока что у вас нет твердых убеждений и доказательств, что дело обернется эпидемией. Вы сами сказали: возможно, для заражения необходим длительный контакт с больным. В то же время угроза для спасательной команды очевидна. Если я оставлю их, есть большая вероятность их гибели в этих кровавых побоищах, прежде чем мы успеем вернуться.
Буртин сохранял молчание, высказав свои предложения, и пришла пора действий первого офицера.
– Я думаю, – произнес наконец Райкер, – что нам лучше всего остаться на время здесь. – Он бросил внимательный взгляд через прозрачный барьер на Фреди и Вандервентера. – Но вы должны постоянно информировать меня об их состоянии. Также дайте мне знать, если кто-нибудь еще подхватит эту чертову болезнь или если бактерия начнет снова мутировать... Договорились?
– Хорошо, – отозвался доктор. – Тем не менее, я собираюсь занести свое требование в медицинский журнал корабля. Таковы правила.
Лицо первого офицера смягчилось.
– Не вижу проблем... Поступайте так, как считаете нужным в данной ситуации, доктор.
И Райкер развернулся, собираясь уйти.
– Старший помощник? – остановил его Буртин.
Вилл обернулся.
– Извините, что поставил вас в такое положение, – произнес Сэм. – Мы не очень близко знакомы друг с другом, но знаете, я не из тех врачей, кто кроме своих больных ничего не замечает. Мне понятно ваше колебание при принятии решения...
Старпом улыбнулся.
– Не волнуйтесь... Вы просто дали мне понять срочность и необходимость моих ближайших действий. Я благодарю вас за это.
Закончив фразу, Райкер удалился из лазарета походкой делового человека. Двери мягко закрылись за ним.
Буртин почувствовал, как задеревенели мышцы шеи от напряжения, и помассировал их. Он знал заранее, каким будет решение старпома. Если бы доктор сам сидел сейчас в командирском кресле, то поступил бы точно так же.
Наверное, он сделал свое заявление официальным из-за паники, неожиданно охватившей его. Тем более, вздумал заносить его в журнал...
Интересно, стала бы Пуляски реагировать так же, или Буртин принял слишком близко к сердцу то, к чему можно относиться спокойнее?
Черт возьми, неужели он так и будет сидеть, сложа руки?! Если не расточать любезности первому офицеру, а уйти с головой в работу, то можно найти лекарство в ближайшее время!
Вздохнув, Сэм Буртин направился в лабораторию.
* * *
Несколько дней назад несколько товарищей Ворфа предприняли попытку пробраться в крепость, спрятавшись в вражеских повозках с продовольствием.
Однако, операция не удалась.
Теперь они решили воспользоваться более прямыми методами, а самое главное – осадой. Различные группировки, включая и команду, где находился клингон, спустились с гор и соединились на пути к цитадели. Вскоре под стенами укрепления собралось более сотни отрядов, посматривающих на крепость, как хищный зверь на свою добычу.
Лестницы привезли позднее в разобранном виде, чтобы их легче было переправлять на трудных горных дорогах. Тележки толкали тощие худые люди без доспехов и без оружия. Они же и собрали привезенные осадные приспособления, прежде чем ушли.
Ворф подивился слаженности и организованности происходящего.
Кто послал гонцов для сбора многих отрядов? Кто позаботился о доставке лестниц? Поговаривали даже, что скоро появится таран. Об этом рассказал один из ветеранов, которому уже приходилось принимать участие в нескольких осадах.
Такого большого количества воинов, собравшихся здесь, не помнил никто. Ветераны клялись, что нынешнее сборище – случай беспрецедентный.
– Все меняется, – проворчал один из опытнейших бойцов в группе Ворфа, когда они ели жидкую кашу из общего котла. Его звали Харрх. Обладатель этого имени имел огромную черную копну волос, из-под которой едва виднелись крошечные розовые глаза; воин постоянно втягивал воздух через отверстие на лице, служившее ему носом. – Если бы я не знал этого, то все равно бы учуял.
Кто-то, зачерпывая очередную порцию безвкусной массы, спросил:
– Что ты имеешь в виду, говоря об изменениях? Из всех, с кем пришлось сталкиваться Ворфу, только Харрх отличался своей памятью, которая хранила удивительные события прошлых лет. Конечно имелись воины и постарше, но бывалый воин – он единственный, кто дольше всех прожил здесь, постоянно сражаясь. Этим он заработал себе изрядную долю уважения со стороны товарищей по битвам.
– Сейчас мы деремся гораздо чаще, – ответил Харрх, на мгновение встретившись глазами с Ворфом, – и большими группами. Стало больше смертей, больше крови...
– Разве это плохо? – спросил другой воин и рассмеялся.
Харрх пожал плечами.
– Нет, не так уж плохо... Если только ты не среди мертвых и не готов отправиться в рай.
Клингону показалось, что в словах ветерана есть неодобрение, даже скрытое предупреждение. Но ни Харрх, ни другие воины не могли говорить о страхе или заботиться о товарищах. Воины так себя не ведут. Все это признаки слабости, и никто не станет рядом со слабаком в бою.
К счастью, никто не помнил, как раньше Ворф пытался уклоняться от сражений. Те, кто видел это, погибли, а сегодняшние друзья просто не поверили бы в такие россказни. Как может такой яростный боец в душе оказаться трусом? Пока что все воины твердо верили: Ворф – самый отчаянный рубака и беспощадный убийца. И, конечно, никто в бою не останавливался и не подсчитывал его жертв.
За нападение Ворфа на своего же союзника никто не упрекал и не проявил к нему неприязни. Даже сам пострадавший... Слава берсерка покрыла этот случай, а для такой репутации клингону пришлось немало потрудиться.
Одно дело – знать о собственной непригодности, а другое – позволить узнать об этом другим.
Ворф осмотрел лица сидящих вокруг костра. Возможно ли, что кто-нибудь тоже уверен в своей неподготовленности к войне? В конце концов, он ведь не наблюдал за ними в бою... Не могли ли они притворяться, как и он сам? Или, все же, клингон один такой, а значит, совершенно одинок? Ворф рефлекторно обнажил зубы при этой мысли, чем вызвал опасливые взгляды сидящих напротив.