Сбоку шелест, от которого я сильно вздрогнул, - и женский голос сонно:
- Спи, рано ещё…
Подушка за спиной. На коленях одеяло. Женский голос. Рядом всего лишь женщина. Проститутка? Первое, что пришло на ум. Но с нами таких не было. Или были?
- Ложись. Всю постель выстудишь. Плохой сон приснился? Брис…
- Что происходит? - резко спросил я.
- Тише, ребёнка разбудишь.
Я слетел с кровати, как ошпаренный. Застыл. Ребёнка?! Чьего?!
Снова шорох от кровати. Через неё зажёгся свет настольной лампы - с низкой прикроватной тумбочки. Я увидел тонкую руку, включившую лампу; растрёпанную голову женщины, её спину, наполовину открытую сползшим с плеч одеялом. Женщина повернулась ко мне. На миг столкнувшись с сонными, спокойными глазами, я отвёл взгляд и быстро оглядел комнату. Единственная кровать, тумбочка, шкаф, пара кресел и столик - всё дышит уютом и жилым комфортом. Это… не бордель…
Через секунды меня затрясло. Где я? Что со мной происходит?!
- Брис, я замёрзну без тебя. И вставать скоро…
- Ты… кто?!
- Брис? - удивилась женщина.
Она сонно улыбалась мне и странно светилась мягкими красками, будто закутанная в радугу. Может, кому-то это и показалось бы красивым, но только не мне. Во всяком случае - не сейчас. Я отступал от неё, одновременно бешено желая убить её - хотя бы за то, что она понимала, а я - нет. Я даже огляделся в поисках любого предмета, который можно было бы использовать в качестве оружия. В крайнем случае - личный штырь ей в висок и…
- Брис, что случилось? - голос женщины отвердел - она явно проснулась. - Ты почему-то агрессивен.
Что? Как она разглядела в полумраке?.. Абажур настольной лампы, тёмный и плотный, давал основной свет лишь на столик.
Женщина между тем встала и накинула поверх почти прозрачной сорочки халат.
- Успокойся, Брис. Наверное, тебе приснился кошмар…
Она подходила ко мне уверенно, с уверенными словами, мягкая и уютная, но меня всё больше и больше охватывал знакомый жар. Вместе с участившимся дыханием он уже так зажал моё тело в напряге, что мне немедленно понадобилась разрядка - хоть какая-нибудь, иначе взорвусь… А она подходит всё ближе и ближе. Как-то предупреждающе. Враждебно. Будто вот-вот кинется… Не зря же она так уговаривает меня… "Опасность!" - вспыхнуло перед глазами - и я замахнулся, чтобы напугать. Но представил, как от удара…
И - отшатнулся, снова вжался в стену, когда женщина, ахнув, отлетела к кровати и упала на неё. Быстро сгруппировалась и, всё ещё лёжа - приподняв ноги, мгновенно перескочила на ту сторону. Кровать между нами теперь как преграда. Только слабенькая - для меня… В таком состоянии… Женщина отошла к стене, прихрамывая и так изумлённо глядя на меня, как будто… Но я ведь не дотрагивался до неё!
- Что происходит?! Ты кто?! - голос у меня срывался. Я в жизни так не пси…
- Мартин!! - отчаянно закричала она.
Мы не одни? Кто же здесь ещё, кроме упомянутого ребёнка?! Что за Мартин? Почему она зовёт его, как единственного, который может помочь в страшной опасности? Бугай какой-нибудь, тот, кто сможет, по её мнению, со мной справиться. Я завертел головой в поисках выхода. Ничего. Мой взгляд почему-то притянуло к двери, возле которой перепуганная женщина тихонько плакала, потирая ушибленную ногу.
Дверь распахнулась. На пороге, в неярком освещении сзади, застыл всего лишь подросток, в пижаме, босиком. Быстро включил верхнее освещение. Совсем пацан. Большеглазый, еле-еле лет тринадцати, тощий. Спаситель Мартин?! Мне хотелось крикнуть: "Кто ты?!", но горло судорожно сжималось - первый признак, что скоро будет плохо. И опасно - для тех, кто рядом. Подросток не стал подходить. Шагнув раз и выставив руки в странном блоке - раскрытыми ладонями вперёд, он ровно сказал:
- Лидия, быстро ко мне! Он сейчас сорвётся!
Откуда он знает?!
Женщина встала за подростком, как будто он её настоящая защита. Но этот Мартин, не оглядываясь, велел непререкаемым тоном:
- Вызывай Вестара и Таис. Нам не справиться. Брис, можешь сам успокоиться?
Но яростная кровавая волна накрывала меня уже с головой. Я ещё помнил, что нахожусь в незнакомом, но жилом доме, среди людей, которые вряд ли враждебно ко мне настроены, хоть и вызвали во мне эту неостановимую злобу. И на остатках сознания я направил свою ярость на вещи, успев прорычать:
- Все - отсюда!
Мальчишка как-то странно вскинул голову, словно прислушиваясь к чему-то в пространстве, а потом быстро развернулся, выталкивая из комнаты плачущую женщину… Последний нормальный звук, который я услышал, был стук хлопнувшей двери.
Никогда ещё меня так не накрывало. Так - то есть я впервые видел, что именно я делаю, но не могу остановиться. Хотя последнее - как раз привычно.
Во мне поднял голову нажравшийся варева из мухоморов дикий воин - каким я помнил его по последним приступам. Его диковатые глаза, оглядывая уютную, мирную комнату, заблестели бешеным весельем. Нет на свете места мирного, спокойного и защищённого!.. Есть места, которые нуждаются в напоминании, что на свете есть только война и смерть! И ничего, кроме войны и смерти!..
Удар ногой, сумасшедший и мощный, по кровати, которая страшно напугала меня в первый момент, когда я пришёл в себя.
Кровать взлетела. Дикий воин во мне радостно взревел, заглушая остатки мыслей. Второй удар ногой же сломал её пополам прямо в воздухе. Предмет крякнул, вызвав во мне подхлёстывающее злорадство. Ещё падающие обломки - в крошево - руками!.. Вскоре дикий воин стремительно вертелся в пространстве, круша и раздирая всё, что ни попадалось под руку. Никакого уюта! Никакого комфорта для воина!.. Только сладость победы и разгром любого врага!.. А чем, как не врагом, являются домашние вещи, призванные утихомирить душу воина?! Разодрав напоследок постель в клочья, я ударил ногой по тумбочке, которая с жалобным треском подлетела и, рассыпая всякую мелочь, грохнулась в кучу, недавно бывшую кроватью.
Воин подскочил к зеркалу, прикреплённому к стене. Два кресла - это потом. Взмах ногой в предвкушении стеклянного взрыва… Кто это?!
Из зеркала пялился полуголый, в одних домашних штанах, парень. Но, по мнению тренеров, я худосочен, а этот жилистый и даже накачанный тип не то отражение, которое я привык видеть в зеркале. Но и это не главное… Главное, что парень открыт. Полностью. На лице нет привычно прячущей меня татуировки. А очертания головы обрамляют мягкие тёмные волосы, сейчас слегка взъерошенные.
Воин взревел. Я опустил ногу и попятился. Так нельзя… Мне нельзя… Мне нельзя быть открытым. Мне надо спрятаться…
Пришлось прыгнуть к разбитой вдребезги тумбочке и распинать мелкие вещи, лихорадочно разыскивая глазами подходящий предмет. Хоть что-нибудь… Дикий воин выл от ужаса: он хорошо знал, что моя тату - сродни его боевому топору и рогатому шлему. Что мне без неё не жить. Нам - не жить.
