Еще две тысячи человек, подумал Вин.
Был бы верующим — не замолил бы.
Но выбора уже нет. Ни у меня, ни у них.
Корабли Уайта, в том числе и его флагман, на борту которого он сейчас сидел сложа руки, уже перенесли огонь на следующую цель. "Никополь".
В жизни Андроника Вардана не было ничего страшнее этих минут. Смотреть, как противник один за другим расстреливает твои корабли, и ничего — ничего! — не иметь возможности сделать...
Впрочем, кое-что он сделать может.
Например, застрелиться.
"Никополь" взорвался после двух минут обстрела. Гондванские корабли продолжали удерживать свое построение, стремительно внутри него маневрируя; ни один из них, кажется, так и не был задет.
Андроник с трудом нащупал микрофон — рука казалась чужой.
— "Пафлагония"! Переходите в сверхсветовой режим! Уходите любой ценой!
Движение предпоследнего желтого треугольника на экране заметно изменилось. Корабль, идущий на сверхсвете, не может участвовать в бою, но и сам неуязвим ни для кого извне. Совершить такой маневр без приказа означает дезертирство. К сожалению, переход с досветового режима в сверхсветовой нельзя произвести мгновенно. Движение "Пафлагонии" на глазах ускорялось; еще чуть-чуть — и она исчезнет с экрана. Еще чуть-чуть...
Георгий Навпактос издал рычащий звук.
Вокруг символа "Пафлагонии" вспыхнул кружок, но не красный, а синий. И тут же рядом возник "циферблат", ось которого стала странно колебаться. Казалось, линкор собирается описать циркуляцию.
— Попали в ходовую часть, — сказал Георгий без всякого выражения.
— "Пафлагония", ответьте флагману. "Пафлагония", ответьте флагману... — это голос связиста за пультом.
Поздно.
Почти все уже поздно.
— Разворачиваемся им навстречу, — сказал Андроник. — "Фессалия", поворот плюс сорок-ноль-ноль. Это приказ.
— Это ловушка, — быстро сказал Георгий.
Андроник его не слушал.
— Носовые орудия к бою, — сказал он. — Хоть кого-то точно подобьем... — он взглянул на экран и осекся.
Гондванская эскадра уходила. Стремительно — и в разные стороны. Шесть кораблей, и все в разных направлениях. Во все стороны света.
— Соединятся уже за планетой, — сказал Георгий. — Кажется, я ошибся насчет ловушки. Не хотят они рандеву с нами.
Андроник опустился в кресло.
— Отставить поворот плюс сорок, — сказал он. — Вернуться на прежний курс. Служба связи — проверьте, как работает связь с крейсерами. Со всеми.
Потом он рывком развернул кресло и переключил дальнюю связь на видеорежим. Это совсем не было необходимо в таких случаях. Но Андроник хотел видеть лицо человека, с которым сейчас придется говорить.
Он набрал номер.
Командующий амфибийным флотом контр-адмирал Константин Стратиотик появился на экране сразу. Он был лет на пятнадцать старше Андроника, и гораздо опытнее. Он подтвердил связь — аккуратно подстриженные седеющие усы шевельнулись — и теперь спокойно ждал, что ему скажут.
Андроник зачем-то попытался представить, как сейчас выглядит он сам — и не смог.
— Десант отменяется, — сказал он. — Моим экстренным приказом. У нас потеряны четыре линкора. Возвращаемся на Пандемос.
У Стратиотика чуть расширились глаза — и только.
— Чем я могу помочь? — спросил он.
— Вышлите, пожалуйста, инженерный корабль. Большой. И госпиталь. На "Пафлагонии" могут быть выжившие, — сказал Андроник и отключился.
Через семь часов Андроник и Георгий сидели в малом командирском салоне "Фессалии", которая в это время уносилась на запад, к базе Пандемос. Говорить не хотелось. Все распоряжения, какие только можно отдать, были уже отданы. Все спасательные работы, какие можно было провести — проведены. Чтобы попасть внутрь "Пафлагонии", инженерной команде пришлось резать борт лазером — корабль не отвечал ни на какие сигналы. Андроник прибыл туда на боте и настоял на том, чтобы пройти внутрь мертвого корабля, когда его наконец вскрыли. Конечно, там не было выживших. Ни одного. Лучевой удар в корму повредил на "Пафлагонии" компенсатор внутренней гравитации — самую большую и самую энергоемкую часть двигателя Лангера; именно компенсаторы с их сложной механикой занимают в линкоре чуть ли не всю последнюю треть корпуса. На кораблях с двигателями Лангера гравитация бывает только искусственной — всегда, даже в инерциальном полете. Даже в покое. Если, конечно, двигатель не выключен. Но на "Пафлагонии" его выключить не успели, поврежденный компенсатор заработал в нештатном режиме, и за несколько секунд погибли все — просто от чудовищной силы тяжести. А скорее всего, от ее стремительных колебаний. Ремонтная команда Стратиотика обыскала за три часа весь корабль — Андроник хорошо представлял себе, что это за задача: обыскать линкор! — но ни одного выжившего так и не нашли. Они и войти-то смогли только потому, что еще до отправки корабля-спасателя Андроник выключил на "Пафлагонии" двигатель Лангера дистанционно, перехватив управление со своего флагманского пульта. Плавающие в невесомости тела... кто с вылезшими глазными яблоками, кто с лопнувшей от прилива крови кожей, кто просто раздавленный... он знал, что забудет это очень нескоро. Он старался не воображать, как эти люди умирали.
Но ситуация с "Пафлагонией" была, по крайней мере, ясна. Защитное силовое поле (на его поддержание уходило процентов семьдесят всей энергии корабля, поэтому включали его только в бою) прикрывало большую часть корпуса, за исключением носовой и кормовой оконечностей. Двигатель Лангера был, разумеется, весь прикрыт силовым полем с боков, но теоретически его можно было поразить, если попасть в кормовую незащищенную оконечность под очень острым углом. Именно это с "Пафлагонией" и произошло. Что же касается остальных кораблей...
...Поражение. Таких поражений космический флот Византии не знал вообще никогда. И даже древние морские флоты — знали редко. И не это главное. О стратегии, о личной судьбе, о личном позоре можно не думать — но как отделаться от мысли, что погибло восемь тысяч человек? Твоих подчиненных. По твоей вине. Андроник сейчас почти ничего не чувствовал — наступила анестезия, он понимал это. Легче все равно не делалось.
— Перестань, — сказал Георгий, сидевший в кресле напротив. — Ты не виноват. Во всяком случае, я виноват больше. Это моя работа — просчитывать все возможные варианты. Я не справился.
— Давай посоревнуемся... — пробормотал Андроник. — Все-таки чего мы не учли?
Георгий закрыл глаза, явно давя нахлынувшие чувства.
— Мы не учли, что мир устроен гораздо менее разумно, чем мы обычно думаем, — сказал он. — Устаревшие корабли — и гениальный командующий. Который почему-то решил выиграть этот бой любой ценой. Ну кто мог такое выдумать?.. Как его, кстати, зовут?
— Представь себе — не знаю, — сказал Андроник. — Не удалось выяснить. Известно только, что это кто-то недавно назначенный.
— Как и ты... — тихо сказал Георгий.
— Как и я, — согласился Андроник. — Только он оказался умнее. Скажи, ты понимаешь ход его мыслей? Как он к этому пришел?
Георгий потянулся, располагаясь на диване удобнее. Он тоже устал.
— Кажется, понимаю более или менее. Сначала он убедился, что никаких новых кораблей ждать не приходится: или они не успеют прийти, или ему их не дадут. Это странно... но ладно. Примем это за условие задачи. Значит, он сравнил тактико-технические данные — наши и его — и увидел, что в правильном эскадренном бою у него никаких шансов нет... впрочем, это и так было видно... В нормальной ситуации никто бы его за поражение при таком раскладе не упрекнул. Это точно. Ему сказали бы: сберег людей — и то спасибо. Но ему зачем-то было очень нужно победить... Ладно, пусть так. Я уверен, что девять человек из десяти на его месте выбрали бы бой на ближней дистанции. На очень близкой. Почти вплотную. Отвлекающий маневр, заставляющий нас нарушить строй, потом свалка — а уж там кто кого достанет... на расстояниях порядка двух-трех лиг у нас с ним возможности были бы уже примерно равные, вообще-то говоря. Весь фокус в том, как приблизиться. Ну и дальше — тактические ухищрения, какие уж он там смог бы придумать... Но все это было бы, во-первых, слишком ожидаемо, а во-вторых — недостаточно надежно. И он выбрал парадоксальный вариант. Бой на необычной дистанции, но не на сверхмалой, а на сверхбольшой.
Георгий прервался. На низком столе перед ним стояла бутыль с золотистым карфагенским вином — он налил в бокал, сделал глоток. Глаза у него стали совершенно пустые.
— Все это уже было, — сказал он. — Когда-то на Земле японский флот именно так выиграл сражение против флота Российской империи... Уж не знаю, вспомнил ли он, или придумал самостоятельно. Конечно, пробить нашу защиту из его орудий с расстояния в двадцать лиг невозможно. Но! Силовое поле ведь не абсолютно непроницаемо. Какая-то маленькая часть энергии все равно проникает. А если бить в один корабль несколькими лучами, в его окрестности создается очень сложная дифракционная картина. Энергия излучения, потерявшего когерентность, сквозь силовое поле все-таки чуть-чуть проходит... а главное — она, так сказать, затекает через неприкрытые этим полем оконечности. А двигатель Лангера к такому воздействию очень чувствителен. Дальше разбалансировка его главной оси... и — то, что мы видели.
