как ворвался в обсерваторию Мишель. И вдруг она, эта обсерватория, тоже исчезла! Я еще успел заметить, как в нескольких сотнях метров ниже гора разверзлась, словно на геологической диаграмме, обнажая все свои геологические пласты, озаренные странным мертвенно-бледным светом, светом Иного Мира. И уже в следующее мгновение на нас с оглушительным грохотом обрушилась катастрофа.
Дом задрожал, я вцепился в какой-то предмет мебели, уж и не помню в какой, и тут окно вылетело, словно вышибленное изнутри гигантским коленом. Сильнейшим ветром меня вместе с остальными вышвырнуло наружу, и я покатился вниз по склону, ударяясь о камни и напарываясь на кусты, оглушенный, задыхающийся, с сильно разбитым носом. Несколько секунд – и все это закончилось. Я обнаружил, что лежу на земле метрах в пятистах от дома, среди разбросанных тел, обломков деревьев, осколков стекла и черепицы. Обсерватория снова появилась – на первый взгляд, совершенно невредимая. И все вокруг было залито необычным медно-красным светом. Я поднял глаза и увидел солнце – уменьшившееся в размерах, красноватое, далекое. В ушах у меня гудело, левое колено распухло, глаза застилало пеленой. Воздух казался пропитанным странным запахом.
Первая моя мысль была о брате. Он лежал на спине в нескольких метрах от меня. Я бросился к нему, с удивлением ощущая, что снова обрел вес. Глаза Поля были закрыты, из правой ноги, глубоко разрезанной осколком стекла чуть выше щиколотки, шла кровь. Пока я перетягивал ему ногу жгутом, свернутым из носового платка, он пришел в себя.
– Мы еще живы?
– Да, ты ранен, но ничего серьезного. Пойду посмотрю, что с остальными.
Ему удалось сесть.
– Ступай!
Вандаль уже поднимался, Массакр и вовсе отделался всего лишь фонарем под глазом. Он направился к Полю, осмотрел его.
– Пустяки! Жгут, пожалуй, не нужен. Крупные сосуды не задеты.
Больше всех пострадал Бреффор: он лежал без сознания с пробитым черепом.
– Его нужно срочно оперировать, – заметил хирург. – В доме вашего дяди у меня есть все, что для этого необходимо.
Я взглянул на дом: он вышел из этого испытания с минимальными потерями. Часть крыши была снесена, окна выбиты, ставни сорваны, но все прочее на первый взгляд уцелело. Общими усилиями мы перенесли в дом Бреффора и Поля. Внутри все было перевернуто вверх дном, содержимое шкафов, столов, комодов валялось на полу. Кое-как мы поставили на место большой стол и уложили на него Бреффора. Вандаль взялся помогать Массакру.
Только тогда я наконец вспомнил о своем дяде. Дверь обсерватории была открыта, но никто оттуда не показывался.
– Схожу посмотрю, – проговорил я и, прихрамывая, вышел.
Не успел я завернуть за угол, как наткнулся на садовника, папашу Ансельма, о котором я совершенно забыл. Все его лицо было в крови. Отправив его на перевязку, я доковылял до обсерватории и поднялся по лестнице. Под куполом, возле большого телескопа, не было ни души. В кабинете выглядевший слегка ошеломленным Менар возился со своими очками.
– Где мой дядя? – прокричал ему я.
Протерев окуляры, он ответил:
– Когда это произошло, они уже собирались выйти, так что, где они сейчас, я не знаю…
Выбежав наружу, я принялся кричать:
– Дядя! Мишель! Мартина!
Ответом мне стало чье-то «эй!». Обогнув груду сошедших с горы камней, я увидел дядю, который сидел привалившись спиной к обломку скалы.
– У него вывихнута лодыжка, – пояснила Мартина.
– А где Мишель?
Несмотря на обстоятельства, я залюбовался округлостью ее плеча под разорванным платьем.
– Пошел за водой к ручью.
– Ну и как вы все это объясните, дядя? – спросил я.
– И что я должен тебе сказать? Сам ничего не знаю. Как там остальные?
Я рассказал ему, как обстоят дела.
– Нужно спуститься в деревню, посмотреть, что там… – сказал он.
– К несчастью, солнце уже садится…
– Садится? Да нет же, встает!
– Солнце заходит, дядя. Еще минут десять тому назад оно висело гораздо выше.
– А! Так ты говоришь об этом жалком медном фонарике? Оглянись-ка лучше назад!
Обернувшись, я увидел над порядком осевшими горами сияющий голубоватый шар. Глаза меня не обманывали: мы находились в мире, где было два солнца.
Мои часы показывали десять минут первого.
Часть вторая. Робинзоны космоса
Описать всю ту лавину эмоций, что обрушились на меня, я просто-напросто не смогу. Бессознательно, каким бы странным ни казалось мне происходящее, я старался приравнять эту катастрофу к привычным земным нормам: цунами, подземным толчкам, извержениям вулкана.
И вдруг я оказался перед лицом немыслимого, безумного, но в то же время совершенно реального факта: я находился в мире, где светило два солнца! Нет, я не в силах передать охватившее меня смятение. Я пытался отрицать очевидное.
– Но… мы же все-таки на Земле! Вот гора, обсерватория, а там, внизу, деревня…
– Я, конечно же, сижу на частичке Земли! – ответил дядя. – Однако, насколько я смыслю в астрономии, в нашей системе лишь одно солнце – только полные невежи могут не знать столь важного факта, – а здесь, как видишь, их два.
– Но где же мы в таком случае?
– Говорю же: не знаю! Мы были в обсерватории. Она задрожала. Я подумал, что началось землетрясение, и мы – я и Мартина – выбежали. На лестнице столкнулись с Мишелем, и почти тотчас же нас всех выкинуло наружу. Мы потеряли сознание и потому ничего не видели.
– Зато я видел, – проговорил я, вздрагивая. – Видел, как горы вместе с обсерваторией исчезли в каком-то мертвенном свете. Потом меня тоже вышвырнуло, а когда я пришел в себя, лаборатория снова стояла на своем прежнем месте.
– Подумать только! – горестно воскликнул дядя. – Из четырех астрономов ни один не был свидетелем всему этому!
– Мишель видел самое начало. Кстати, где он? Что-то он долго…
– Действительно, – согласилась Мартина. – Пойду посмотрю.
– Нет, лучше схожу я. Но, дядя, умоляю, скажите: где мы, по-вашему, очутились?
– Повторяю тебе: не знаю! Но уж точно не на Земле. И может быть, даже не в нашей Вселенной, – добавил он вполголоса.
– Значит, о Земле мы теперь… можем забыть навсегда?
– Боюсь, что да. Но займись лучше поисками Мишеля.
Я увидел его, не пройдя и нескольких метров. С ним было двое мужчин: брюнет лет тридцати и рыжеволосый крепыш, которому на вид было под сорок. Мишель представил нас друг другу, что, учитывая обстоятельства, показалось мне комичным. Это были Симон Бевен, инженер-электрик, и Жак Этранж, инженер-металлург, директор завода.
– Мы пришли узнать, что случилось, – объяснил Этранж. – Сначала мы, правда, спустились в деревню: там уже работают спасательные команды, и мы послали им на помощь своих рабочих. Церковь обрушилась. Мэр, его жена и дети оказались погребенными
