Безуспешной оказалась и попытка обойти злосчастные джунгли. Зеленая стена и вправду оказалась стеной — сплошной и непоколебимой, а остров был слишком велик, чтобы искать в этой стене хоть незначительную брешь. Во всем этом Руфь и Хриплый убедились после получасовой прогулки вдоль береговой линии.
— А с другой стороны, может зря ты драматизируешь? — молвил Брыкин, когда понял, что в обход пройти не удастся, — в конце концов, мы не так уж и беззащитны. У меня нож есть… который, кстати, не для резки хлеба предназначался. Копье опять же… И еще: как мне кажется, нас с тобой эти гребанные Создатели ве-дут. Улавливаешь? Ведут, как на поводке. А это значит, что они не заинтересованы в нашей гибели.
— Ну-ну, — Руфь хмыкнула: так ее позабавила последняя сентенция, — почти как в анекдоте: «Господи, почему ты не спас меня, когда начался потом? — Тупица, но я ведь велел тебе строить ковчег!» Не понимаю, как ты с таким настроем… надеясь на «авось», выжил… в ваших кругах.
— Так с другим настроем в наших, как ты говоришь, кругах и вовсе делать нечего, — с назиданием заявил Гога Хриплый, — потому что если поступать, как привыкли умники вроде тебя… как там, «тщательно, бережно, с учетом всех возможных последствий» — тогда не фиг даже конфетки из магазина тащить. А то ведь охрана спалит или еще кто; менты в кутузку заберут… в кутузке наверняка какие-нибудь извращенцы тобой заинтересуются. Побег тоже лучше не устраивать: пристрелят и ничего им за это не будет… Так что по уму бы конфетки лучше не тырить, а просто купить. А если нет денег — заработать… или у родителей попросить. Короче, жить тихой, спокойной законопослушной жизнью. Так лучше… вот только желающих «тырить конфетки» меньше не становится. Не знаешь, почему?
Руфь отрицательно помотала головой.
— То есть… ты предлагаешь идти через лес?
— Другие варианты? Из них я вижу только одно: остаться и жить. Здесь. Точнее, попробовать жить. Вопросы будут?
Вопросов больше не было, как не было больше и возражений. И надо сказать, что Руфь опасалась напрасно: во всяком случае, на первых нескольких километрах никто из местной живности не горел желаньем полакомиться человечиной. Кроме насекомых… как видно, бывших аналогом земных мошек и комаров. «Хорошо, если не малярийных», — думала Руфь. Впрочем, как раз ее, оставшуюся «в полном обмундировании», гнус донимал не сильно.
Кроме насекомых, путешествие через джунгли омрачал здешний воздух: душно-влажный и совсем не похожий на бодрящий дух морского берега. «Как в бане, — пришло в голову теперь уже Брыкину, — еще бы не кусали… и идти бы в такую даль не приходилось». От воспоминаний о бане Хриплый автоматически перешел к мыслям о пиве; мысли эти были тем более закономерными потому, что съеденная рыба посуху ходить не желала. Поход через джунгли только усилил жажду, причем усилил многократно; пересохшее горло теперь только что не молило о пощаде своего хозяина.
Однажды Брыкин не выдержал и сбил самодельным копьем-острогой плод с первого попавшегося дерева. И сразу вынужден был отбросить его: кожура плода выглядела сморщенной, грубой и совершенно неаппетитной. Да вдобавок была окрашена в цвет, весьма похожий на нечистоты. Хриплый проводил этот образчик местной флоры тихим матерным словом.
Еще землянин вздумал было отведать воды из лужи, в которую едва не провалилась Руфь — чем, собственно, и обнаружила ее. Дальше дум дело, понятно, не дошло; «тут недолго козленочком стать», — сказал-одернул сам себя Брыкин. И горько усмехнулся над двусмысленностью фразы.
Что до его спутницы, то такая прогулка не была в удовольствие и ей. Правда, держалась Руфь, как ни странно, лучше: оттого, наверное, что сама происходила из близких широт. Но несладко приходилось и ей: волосы девушки размокли от пота, очки помутнели до полной непригодности, да вдобавок каждый резкий звук заставлял вздрагивать и испуганно оборачиваться. А уж чего-чего, а недостатка в подобных звуках джунгли не знали.
Но все эти взвизги, рыки, хрусты и всплески померкли рядом с одним-единственным криком. Человеческим криком, донесшим до двух путников слово «помогите!». Кричали совсем близко; через несколько шагов Руфь и Хриплый наткнулись и на того, кто кричал. Когда вышли на поляну и увидели человека, незнамо как забравшегося на пальму и обхватившего ее на высоте трех метров.
Одет человек был лишь в тканое одеяло, обернутое вокруг него на манер юбки. Другим (второстепенным) элементом одежды был небольшой головной убор из каких-то листьев. Сам абориген, надо сказать, по внешности не был ни негром, ни желтым монголоидом; и, разумеется, совершенно не походил на уроженца Европы. «Краснокожий» — вот был наиболее подходящий к нему эпитет; цветом кожа местного жителя напоминала глиняный кирпич, только была немного темнее.
— Помогите! — еще раз крикнул он, слегка приободрившись при виде подошедших людей.
А возле дерева расположился источник волнений «краснокожего» — ящероподобная тварь величиной чуть ли не с человека… если не считать метрового хвоста. В отличие от земных крокодилов, эта тварь не обладала кожей, похожей на броню, но оттого не становилась менее опасной. Потому как недостаток этот эволюция неплохо компенсировала большей подвижностью. В частности, тварь могла, хоть ненадолго, но становиться на задние лапы и передними (когтистыми) попытаться достать с дерева потенциальный свой корм.
— Помогите! Ну помогите же! — вопил человек, еще крепче вцепляясь в ствол пальмы. Тварь как раз предприняла очередную попытку дотянуться до него.
— Да знать бы как… — вполголоса отозвался Брыкин, с немалым скепсисом поглядев на самодельное копье.
— Брюхо! Брюхо! — словно отвечая на его вопрос, закричал «краснокожий», — нужно бить в брюхо, оно у них нежное…
Тем временем тварь почуяла еще двух кандидатов на утоление своего голода. И даже ее незатейливый мозг сразу прикинул, что достать эту добычу будет намного проще, чем ту, что висит на дереве. Поэтому, предпочтя журавля почти в руках синице в небе, хищник развернулся и направился к Руфи и Брыкину. В ответ Хриплый как-то неловко выставил вперед себя копье-острогу.
Тем временем «краснокожий», немного подождав, ловко соскользнул с пальмы и… бросился наутек, на бегу подхватив что-то с земли. Впрочем, как оказалось, удрал он недалеко, после чего остановился… и метнул в сторону твари то, что, собственно, и подобрал — свое копье. Оружие вонзилось местному хищнику аккурат в хвост, пригвоздив того к земле.
Тварь заверещала, да так, что уши хотелось заткнуть.
— Брюхо, брюхо! — вопил, перекрикивая ее «краснокожий».
