По лицу Райса пробежала тень неуверенности:
— Простите, господин премьер?
— Стартовые коды. Команды запуска, — деловито продолжил Дурла. — Когда все наши корабли будут готовы, последний закодированный сигнал подтвердит исходящий от меня приказ. Наш флот не должен отвечать ни на что другое, только на этот код.
Генерал Райс медленно поднялся на ноги, потягиваясь, подобно огромному коту. Он не сводил глаз с Дурлы.
— Премьер-министр, — медленно сказал он, — со всем моим уважением… эти коды должен также знать генерал флота.
— Вы имеете в виду себя.
— Да, я буду на своем месте. Вы не должны… или, по крайней мере, вам не стоит быть там, так как вы слишком важны для будущего Примы Центавра. В идеале, вы должны передать этот код мне, а я отдам приказ флоту…
— И получается, что окончательное решение будете принимать вы. Для меня это неприемлемо.
Райс напрягся.
— Премьер-министр, я обязан спросить… есть ли что-то такое в моих действиях или поведении, что заставляет вас усомниться в моей благонадежности?
— Ничего особенного, — мягко ответил Дурла, — но я не намерен ждать и обнаружить потом, что мои суждения оказались неверными. Это мое видение, моя мечта завела нас так далеко, генерал Райс. Это мой голос слышат солдаты нашей.
Республики, когда бросаются в бой против наших врагов в Межзвездном Альянсе. И все должно быть именно так, как я скажу.
Дурла думал о том, что собирается сказать в ответ Райс. Он ожидал, что тот начнет возражать, приводить весомые аргументы. Он надеялся, что ему не придется отстранять Райса от его обязанностей. Тот показал себя очень надежным офицером.
К счастью, Райс слегка поклонился и произнес:
— Если так угодно премьер-министру, значит, так тому и быть.
— Благодарю вас, генерал, — ответил Дурла с тонкой улыбкой. Он снова бросил взгляд на флот. — Чудесно, не правда ли? — он вздохнул. — Подумать только, эти болваны из Домов Примы Центавра считают, что мне понадобится их помощь при создании этого флота. Они даже не представляют, с каким удовольствием я плюну на них.
Райс ничего не сказал.
Дурла повернулся к нему, чувствуя, что молчание стало неловким.
— В чем дело, генерал?
— Раз уж вы меня спросили, премьер-министр… я считаю, что ваше долгое противостояние с главами Домов и самими Домами было… — он пытался подобрать нужное слово, — неудачным.
— Неужели.
— Многие погибли. Многие скрываются. Полагаю, вам одному не справиться с такой огромной работой.
— Возможно — пожал плечами Дурла. — И все же, я показал им, что у меня нет любимчиков. Они перешли мне дорогу, генерал. Тех, кто оказывается на моем пути, ждет скверная участь.
— Я запомню это, премьер-министр.
— Надеюсь, что так, генерал. Надеюсь, что так.
И тут почти половина поля вспыхнула.
Дурла не мог в это поверить. Его обдало жаром, хотя генерал отшвырнул его от окна, и летящие осколки не задели его. Дурла не мог поверить в то, что увидел.
— Этого не может быть! — закричал он.
— Сопротивление, — прохрипел Райс. — Этот подлый акт не принес большого ущерба, премьер-министр. Всего лишь горстка кораблей…
— Но их могло быть больше! — взвыл Дурла. — Ты должен послать своих ребят на поиски! Чтобы больше не было этих взрывов! И если ты найдешь кого-нибудь из участников, то казни их!
— А разве вы не хотите их допросить?
— Нет! Я хочу, чтобы они умерли! — он в ярости ударил кулаком в стену. — Я хочу, чтобы они сдохли! Их лидеры сдохли! Все их союзники! Все, чтобы все сдохли! По моему приказу, по моему повелению, чтобы все эти саботажники умерли в страшных муках! А теперь ступайте, генерал! Идите же!
Райс вышел за дверь, и Дурла оглянулся на пылающие обломки, оставшиеся от дюжины прекрасных кораблей.
Ему хотелось, чтобы кто-то заплатил за это своей жизнью. Немедленно.
Что ж… если верить сну, Дэвид Шеридан скоро будет в его руках. Так же, как его мать и отец. Они все умрут, и их смерть станет платой за это злодеяние.
Это он видел во сне.
Дэвид лежал на кровати — если можно так выразиться, учитывая то, что минбарские кровати наклонены, — и смотрел в потолок.
Он видел Лондо Моллари на видеозаписи. Император обращался к центаврианскому народу по случаю какого-то торжества. Дэвид был поражен тем, что император казался больше ростом, чем на самом деле. Он был немногословен и говорил, как будто выплевывая слова. Это было завораживающее зрелище.
Он подумал о том, что было бы неплохо поговорить с Лондо. Он бы мог поблагодарить его за урну. Ему было бы интересно узнать точку зрения Лондо по поводу тех событий, о которых говорили его отец и мать. И еще ему хотелось узнать, что за чертовщину центавриане творят со своими волосами.
Тут он услышал какой-то звук.
Раздался какой-то рокот. Глаза Дэвида постепенно привыкали к темноте, так что он мог кое-что разглядеть. Он свесил ноги с кровати и огляделся вокруг, внимательно прислушиваясь. Долгое время было тихо, и он уже подумал, что это ему показалось. Но потом он снова услышал этот звук, идущий со стороны урны…
Нет. Это была сама урна. Урна с Примы Центавра и в самом деле чуть покачивалась.
Сначала он подумал, что началось что-то вроде землетрясения, но остальные предметы не дрожали. Тогда он предположил, что внутри вазы находилось что-то вроде бомбы. Но это была полная бессмыслица. Разве бомба могла лежать в этой вазе, стоявшей в личном кабинете отца целых шестнадцать лет? Нет, этого не могло быть.
Казалось, причина дрожи вазы крылась в ее основании. Дэвид нагнулся поближе, чтобы выяснить, что же это могло быть. Но урна внезапно треснула.
Рефлекторно Дэвид отпрянул назад, но было слишком поздно. Из груды осколков, которые некогда были урной, метнулось что-то маленькое и темное. Оно двигалось настолько быстро, что Дэвид не мог это рассмотреть как следует. Оно ринулось прямо на него, а он беспомощно взмахнул руками, закрываясь. Что-то влажное вцепилось ему в шею, он попытался это стащить. Его пальцы коснулись чего-то отвратительного и скользкого, и он отдернул руку. Его захлестнула волна тошноты. Казалось, на теле возникло что-то вроде огромной опухоли.
Он почувствовал какое-то шевеление под рубашкой, что-то ползло по его груди, он открыл рот, чтобы закричать. И он закричал, заметался по комнате, налетая на мебель, скидывая книги, пытаясь сорвать с себя эту штуку.
«Это я».
Крик о помощи затих, даже не успев родиться. Дэвид сразу узнал, что это такое. Как будто он обнаружил частичку самого себя, потерянную давным-давно.
