К удивлению чиновников колониальной администрации, «Луна-24» была продана в первый же день торгов.
Частное лицо, заплатившее немалую сумму за непривлекательный безвоздушный мир, предпочло сохранить инкогнито, что не возбранялось при оформлении сделок на рынке вторичных поселений.
С тех пор, получив статус частной собственности, невзрачная луна стала одной из многочисленных «черных дыр» Окраины, где без следа обрывались нити человеческих судеб.
Никто не знал, что твориться в стенах бункерной зоны бывшего горняцкого поселка.
– Чудо что мне удалось оттуда вырваться. По крайней мере, так казалось, пока не попал на Фрисайд. - Признался Дитрих, выкладывая Вадиму всю имеющуюся у него информацию.
– Очевидно группа «Эхо» собирала всех кибрайкеров, кого могла найти.
– Это понятно. Но вот, что любопытно, - Луна вроде как в частной собственности, однако тюрьма, или поселение, можешь называть как угодно, - интернациональна. Это не замаскированный объект колониальной администрации, могу поручиться, но туда депортируют ставших неугодными мнемоников и кибрайкеров с разных миров, причем их прежние работодатели нисколько не опасаются тайн, в которые те поневоле посвящены. - Кроу вдруг замолчал, машинально постукивая пальцами по подлокотнику. Мотивчик у него получался невеселый, видно нахлынули воспоминания. - Так вот, - продолжил он, после небольшой паузы, выходит, что все корпорации определенно доверяют содержателям тюрьмы.
– А как ведут себя заключенные?
– Как? - Дитрих невесело усмехнулся. - Как мы с тобой при первой встрече. - Привел он наглядный пример. - С той разницей, что у них нет нейромодулей в имплантах. - Добавил он.
Вадим чувствовал, что загадочная луна все больше интригует его.
– Во всем должен быть смысл, Дитрих. Даже во взаимной ненависти кибрайкеров и мнемоников. Скажи, а кроме взаимной неприязни, были иные чувства?
Кроу в первый момент не понял, о чем говорит Вадим.
– Ты о любви, что ли?
– Да. О любви. Говорят что от нее до ненависти один шаг. А если перефразировать?
– Какой смысл играть словами?
– Практический. Ты не так давно рассказывал мне, что у корпораций есть железное правило - мнемоника, проявившего непослушание, просто устраняют. И тут же сообщаешь мне о существовании тюрьмы на луне-24. Почему вдруг исключение из правила? Не задумывался над этим?
– Задумывался. Но вот ответа не нашел. А любовь… Не знаю Вадим, была ли там любовь, но уединяться парами не возбранялось. И ты прав: чаще это происходило между злейшими врагами.
– Вспомни меня. На Ганио. Я ведь не знал что нейромодули не рабочие. И, тем не менее, заблокировал оружие, вел машину, установил контакт с системой Хьюго.
– К чему ты клонишь?
– Ты ведь заметил что-то необычное, когда сканировал мой разум?
– Уплотнения нервных тканей в районе имплантов. - Признался Дитрих. - Сначала мне показалось, что это опухоль, но потом я убедился: скопления нейронов нормальны с точки зрения биологического строения. Проверял на себе. У меня то же самое.
– Вот наверное и разгадка Луны-24… Если у тебя и у меня есть характерные изменения в структуре коры головного мозга - это уже не результат хирургического вмешательства, а реакция организма на имплантирование. Что такое импланты? Новые органы чувств, к которым мы приспосабливаемся психологически, а мозг тем временем формирует новые участки нервных тканей, чтобы обрабатывать получаемые сигналы. Это мутация. - Рощин не заметил, что уже не разговаривает с Дитрихом, а скорее размышляет вслух. - Если существует независимый центр, где готовят мнемоников и кибрайкеров… а я уверен, - такой центр есть… значит, там должны знать об имеющих место процессах. Как ты считаешь, что в первую очередь заинтересует нейрохирургов?
– Устойчивость мутации?
– Именно. На Луне-24 занимаются селекцией.
– Вадим…
– Нет Дитрих, ты сам начал разговор. Я потерял память о прошлом, но знания у меня не исчезли, как и способность логически мыслить. Представляешь, если изменения будут закреплены на генетическом уровне? Но проверить это возможно лишь изучая детей, родившихся у специально отобранных, прошедших достаточно долгий путь саморазвития индивидов, верно?
– Ты говоришь о страшных вещах Вадим…
– Я знаю. - Рощин сел, устало массируя виски. - Нас будут преследовать. Повсюду. Как только «Игла» появиться в окрестностях Луны-24, кому-то станет очень тошно. Подумай Дитрих, владея записью генома и технологией клонирования, можно… - Вадим запнулся, но все же продолжил, - можно создать живой нейрокомпьютер. Компактный и мощный. Каких еще не бывало в истории.
– Если ты прав, то вся Окраина, по крайней мере, в лице корпораций, действительно будет охотиться на нас. - Дитрих выглядел подавленным и растерянным, что было необычно для кибрайкера. Он внес предложение, относительно Луны-24, думая освободить пару хорошо знакомых ему людей. Но Вадим со своей не затуманенной предрассудками и комплексами логикой, сделал ошеломляющие выводы, исходя из минимума информации.
Он не уставал поражать Дитриха, то свой наивной человечностью, то беспощадными, стоящими далеко за гранью «здорового» цинизма логическими выкладками, от которых мороз драл по коже.
– Короче, мы летим или нет?
– Летим. Но ты должен хорошо подумать над собственным предложением. Это станет началом войны. Я к ней готов. - В глазах Вадима таилась глубоко спрятанная печаль. - Слово за тобой, Дитрих.
Он не ответил.
Только кивнул. Горло от чего-то пересохло.
* * *
Операцию планировали долго и тщательно.
Так же тщательно Вадим и Дитрих присматривались друг к другу.
Вырвавшись из стремнины смертельных обстоятельств, они как будто встретились вновь.
Нельзя сказать, что притирка характеров проходила просто.
Как мы вообще сумели остановиться у роковой черты, не убить друг друга при схватке на Фрисайде? - Размышлял Дитрих. Прошло время и он начал понимать: равенство мнемонических способностей не играло решающей роли. Блокированные импланты? Чепуха. Все произошедшее с Вадимом на Ганио явно доказывало: он мог действовать в обход имплантов.
Дитрих спрашивал себя: а мне что мешало сделать роковое усилие, поставить инстинкты выше рассудка и (пусть не осознано) задействовать сформировавшиеся в районе имплантаций нервные ткани? Мысль не блокируешь, тем более, когда жизнь висит на волоске, и для спасения хороши все средства?
Выходит, не все?
Где происходила моральная селекция поступков? Кроу не мог взять в толк, что, к примеру, толкнуло Вадима на безрассудный шаг, когда он открыл свой разум и попросил Дитриха произвести сканирование?
