- Ты подводишь нас всех тем, что не можешь ее контролировать, - заявил Петр. - Как ты намереваешься править планетой, если не можешь навести порядок в собственном доме?
Уголок рта Эйрела чуть дрогнул в улыбке. - О да, контролировать ее трудно. Она сбегала от меня дважды. И то, что она вернулась по доброй воле, до сих пор изумляет меня.
- Вспомни о своем долге. Передо мной как перед графом, если не как перед отцом. Ты присягал мне как сюзерену. А теперь предпочитаешь повиноваться этой инопланетнице, нежели мне?
- Да - Эйрел взглянул ему прямо в глаза. Голос его упал до шепота. - Это должный порядок вещей. - Петр передернулся. Эйрел сухо добавил: - И не пытайтесь перевести разговор с детоубийства на послушание, сэр, это вам не поможет. Вы сами меня учили, как отсекать ложные доводы.
- В прежние времена ты бы не вел себя с подобной наглостью.
- Да, нынче у нас все по-особому. Как графский наследник, я вложил свои руки в ваши, но как Регенту - вы присягали мне. Патовая ситуация. В старые добрые времена такой мертвый узел разрешали бы с помощью маленькой удобной войны. - Он усмехнулся, или оскалился, в ответ. У Корделии ум за разум заходил. "Спешите видеть, только один день. Непреодолимая Сила встречает Несокрушимое Препятствие. Пять марок за билет".
Дверь из коридора приоткрылась, и в нее заглянул нервничающий лейтенант Куделка. - Сэр? Извините, что прерываю. У меня проблемы с комм-пультом. Он снова не в порядке.
- Какие проблемы, лейтенант? - спросил Форкосиган, отвлекаясь с явным усилием. - Помехи?
- Просто не работает.
- Пару часов назад он был в полном порядке. Проверь питание.
- Уже сделано, сэр.
- Вызови техника.
- Без комм-пульта не могу.
- Ах, да. Тогда прикажи начальнику охраны вскрыть пульт - может, поломка окажется очевидной. Затем вызови техника по его открытому комм-каналу.
- Слушаюсь, сэр. - Куделка кинул опасливый взгляд на троих человек, замерших на месте в ожидании его ухода, и ретировался.
Граф разговор не закончил. - Клянусь, я отрекусь от него. От этого существа в госпитале. Полностью лишу его наследства.
- Пустая угроза, сэр. Наследства вы можете лишить только меня. Императорским указом. О котором вам придется подавать смиренное прошение… э-э, мне же. - На губах Эйрела мелькнула жесткая улыбка. - И я вам, разумеется, это разрешение дарую.
На челюсти у Петра заходили желваки. Это не непреодолимая сила и несокрушимое препятствие, это непреодолимая сила - и ускользающее, текучее море; удары графа приходились в воду, бесполезно обращаясь тучей брызг. Мысленное дзюдо. Граф был выведен из себя и молотил по этой воде - отчаянно терпя неудачу. - Подумай о Барраяре! О примере, который ты подаешь.
- О-о, - выдохнул Эйрел, - именно это я и делаю. - Он помолчал. - Мы никогда не командовали боем из тыла, ни вы, ни я. Где пройдет Форкосиган, там и другим путь не покажется непроходимым, и люди последуют за ним. Такой небольшой личный… вклад в переустройство общества.
- Может, для инопланетников это сгодилось бы. Но наше общество не в силах позволить себе такой роскоши. Мы едва держимся такие, какие мы есть, и не можем позволить себе тащить еще мертвый груз миллионов калек!
- Миллионов? - поднял бровь Эйрел. - Теперь вы экстраполируете единицу на бесконечность. Слабый аргумент, сэр, и недостойный вас.
- Разве, - добавила Корделия негромко, - каждый не сам решает, какое бремя ему - или ей - по силам вынести?
Петер переключился на нее. - Да, а кто за это все будет платить, а? Империя. Лаборатория Ваагена получает средства из бюджета на военные разработки. Весь Барраяр платит за то, чтобы продлить жизнь твоему чудовищу.
Туше. - Возможно, это окажется более выгодным вложением, чем вы думаете, - защищалась Корделия.
Петр фыркнул, упрямо склонил голову, его костлявые плечи напряглись. Корделию он больше не замечал, глядя на Эйрела словно сквозь нее. - Ты все-таки решил навязать это мне. Моему дому. Переубедить я тебя не могу, приказать тоже… что ж. Ты так хотел перемен, вот тебе перемены. Я не желаю, чтобы это существо носило мое имя. В этом уж я вправе отказать, если в другом не могу.
Губы Эйрела сжались в ниточку, ноздри раздувались. Но он не шевельнулся в кресле. В его руках светился забытый считыватель; кисти были спокойны и лежали ровно, он контролировал их, не давая пальцам гневно сжаться. - Хорошо, сэр.
- Тогда мы назовем его Майлзом Нейсмитом Форкосиганом, - сказала Корделия с притворным спокойствием, хотя ее подташнивало и внутри все тряслось. - Мой отец не пожалеет ему своего имени.
- Твой отец мертв, - отрезал Петр.
Растаял в облаке плазмы при аварии катера больше десяти лет назад… Иногда Корделии казалось, что когда она закрывает глаза, то еще видит отпечатанный на сетчатке малиновый и зеленый контур той картины. - Не окончательно. Он есть, пока я живу и помню.
Похоже, этот удар пришелся барраярскому графу под дых. Здешние церемонии по отношению к мертвых граничили с настоящим культом предков, точно память давала их душам жизнь. Не пробежало ли сейчас по венам графа холодком напоминание о собственной смертности? Он зашел слишком далеко и понимал это, но повернуть назад уже не мог. - Тебя ничем не проймешь! Ну так получай. - Он остановился перед Эйрелом, широко расставив ноги, и воззрился на сына. - Прочь из моего дома. Из обоих домов. Забирай свою женщину и убирайся. Сегодня же!
Эйрел лишь скользнул взглядом по дому, где прошло его детство. Он аккуратно отложил считыватель и встал. - Что ж, хорошо, сэр.
В голосе графа смешались гнев и страдание. - Ты бросишь свой дом ради… этого?
- Мой дом - это не место, а человек, сэр, - мрачно произнес Эйрел. И неохотно поправился: - Люди.
Под этим "люди" он имеет в виду отца точно так же, как саму Корделию. Она подалась вперед с таким напряжением, что было больно. Старик что, каменный? Даже сейчас Эйрел предлагает ему шанс к примирению, и от этой обходительности сердце щемит.
- Тебе придется вернуть свою ренту и доходы в казну провинции, - отчаянно бросил Петр.
- Как вы пожелаете, сэр, - Эйрел шагнул к двери.
Петр сбавил тон. - И где ты будешь жить?
- Иллиан не раз настаивал на том, чтобы я по соображениям безопасности переехал в императорский дворец. Ивон Форхалас убедил меня в том, что Иллиан был прав.
Корделия поднялась со своего места вместе с мужем, а теперь подошла к окну и уставилась на унылый серо-зелено-бурый пейзаж. На серо-свинцовой поверхности озера гуляли волны с барашками белой пены. Барраярская зима будет такой холодной…
- Что, императорские амбиции наконец-то взыграли? - подхватил Петер. - Честолюбие?
