— Я тоже тебя люблю. Бежим, нас ждут.
Пока они спускались до двери, Эл успела подумать, что в тот момент, когда отец пристал к ней с вопросом, она не подумала сообщить об Алике. Побоялась.
Их уже встречали возгласами.
— А вот они, скитальцы и бродяги, — приветствовал Саша молодых людей.
Оба хитро улыбнулись.
За столом было тесно, но от этого никто не чувствовал себя неуютно. Ели мало, зато разговоры лились рекой. Темы пошли по новому кругу: армия, милиция, геология, педагогика. Когда дошли до воспитания, Эл шепнула ребятам:
— Сейчас начнется диспут по нашему поводу. Готовьтесь.
Димка беззаботно кивнул. Алик нахмурился, таких разговоров ему хватило утром. Он знал, что в семье Светловых любят спорить, но редко ссорятся. Все равно ему стало не по себе.
Неожиданно разговор пошел совсем в другое русло, чего трое никак не ожидали.
Павел Терентьевич встал и провозгласил:
— Хочу поднять тост за нашу молодежь, — он обвел Эл и ее друзей взглядом. — За их благородную работу. Вы — люди самостоятельные, и хотя мы не раз пытались меж собой говорить на эту тему…
— Перемывали косточки, — вставил Саша.
— Да, и такое было, — согласился отец и продолжал. — Мы единодушно пришли к выводу, что наши дети — люди честные. Пороть вас поздно, а может и не за что. Делайте то, что вам долг велит, но и родителей не забывайте. Я горжусь дочка и тобой, и твоими друзьями. Я не дифирамбы вам пою, я говорю искренне, от всего сердца. Желаю вам дальше быть полезными, и себя найти, и друг друга не потерять. За вас!
Он осушил бокал.
— Спасибо, папа, — взволнованно сказала Эл.
— Спасибо, — кивнул Димка.
— Да, — кивнул Алик.
Говорить ему было трудно. Ссора с родителями всплыла в душе, даже плакать захотелось.
Эл пожала ему руку под столом.
Заполночь гости стали уходить.
Димка шепнул Эл:
— Надо же. Ни разу не упрекнули, даже не спросили. Моя бабуля растаяла, а то с утра ворчала чуть-чуть, мол: «я старая, а ты внук единственный».
— Все будет нормально. Справимся. Смотри, чтобы Алик не раскисал. Завтра часов в восемь у нашего гаража. Телеграммы прихватите.
— Хорошо, что Алик у меня остается, — кивнул Димка. — Вдруг, аврал.
— Пусть домой позвонит.
Димка кивнул и ушел догонять бабушку. Алик одарил Эл красноречивым взглядом, если бы можно было, он поцеловал бы ее. Эл улыбнулась в ответ.
— До завтра, — сказал он.
— Да, — согласилась она.
Эл закрыла дверь. Мама и Катя гремели посудой на кухне. Отец курил на балконе. Саша собирал посуду со стола в гостиной. Эл присела на пуфик у двери и посмотрела на телефон. Она подумала, что он сейчас зазвонит, и точно так и вышло.
— Алло, — отозвалась Эл.
— Можно услышать Элли?
— Да, я слушаю.
— Я мать Алика, если вы меня не узнали.
— Здравствуйте, — сказала Эл.
— Не подскажете ли, милочка, где мой сын? — тон на другом конце был не дружелюбный.
— Он ночует у Дмитрия.
— Я звонила Дмитрию, их нет дома, никого. Только не лгите мне.
— Они только что поднялись. У нас было маленькое торжество. Они были здесь у нас, — Эл говорила ровно, но чувствовала, как сильно раздражена ее собеседница. Она стала ощущать волнение, потому что не могла подобрать нужных слов, чтобы убедить эту женщину простить сына.
— Ах, у вас праздник. Поздравляю. А я тут схожу с ума.
— Успокойтесь. Алик в порядке, только сильно расстроен, что вы поссорились. Я думаю завтра все уладиться.
— Зато, я так не думаю. Пока существуете вы — в нашей семье не будет мира.
— Это не от меня зависит, — ответила Эл.
— Что там? — спросил у Эл озабоченный брат.
Эл прикрыла трубку рукой.
— Мама Алика, — прошептала она.
— Держись. Это надолго, — сочувствующе сказал Саша и ушел.
— Вы меня вообще слушаете? — раздался вопрос в трубке.
— Извините. Меня отвлекли. Вот что: такие темы по телефону не решаются. Если хотите, мы встретимся завтра. Я постараюсь убедить Алика приехать…
Эл не успела закончить фразу, как в нее полетел град упреков.
— Спокойно! — резко сказала Эл. — Если вы не прекратите истерику, то можете сына потерять. Подумайте об этом. До завтра.
Эл повесила трубку. Алик прав, позволять себя оскорблять не стоит.
Телефон зазвонил опять. Эл схватила трубку и приготовилась отразить следующую атаку.
— Эл, — раздался в трубке мужской голос, она не сразу узнала кто это, — я внизу, у двери твоего дома. Можешь спуститься? Я послал телеграммы.
— То-ом, — выдохнула Эл.
Она повесила трубку, схватила куртку и сообщила громко:
— Я пройдусь. Проветрюсь перед сном.
Она шмыгнула за дверь, пока ее никто не остановил. Она мчалась вниз через ступеньку, забыв про лифт, выскочила на крыльцо дома и начала вглядываться в темноту. Эл сошла по ступенькам и снова огляделась. Из темноты на нее вышла темная фигура. Эл не узнала этого человека. Он так ловко схватил ее за руку, что ее даже хваленая реакция не спасла.
— Я не Том. Я воспользовался симулятором голоса. Я ничего не сделаю вам, я хочу поговорить.
— Не здесь, — Эл уверенно толкнула его в темноту. — Вы кто?
— Я служу Галактису. Вы нужны.
Эл опешила. Он отлично говорил по-русски без запинки и акцента.
— Это я послал телеграммы, но не знал, что напугаю вас, — повторил незнакомец.
— Вы следили? — спросила Эл.
— Да, простите, все время. Это ради вашей безопасности.
— Я больше не занимаюсь такими делами. Я дала понять, что ничем не обязана Галактису. Вы зря тратите время, — заявила она.
— Вы имеете конкретный опыт общения с другими культурами на Земле. Для вас есть важное сообщение. Мне сказали, что вы можете согласиться.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — Эл сказала твердо, заподозрив провокацию.
— Если вы уделите мне время, я попробую донести до вас суть.
Он использовал странный оборот. Эл задумалась.
— Я вам не очень верю. А может быть я не очень Эл, или вообще не Эл?
— Это не так, — он даже улыбнулся. — Я догадался, что вы не доверяете мне. Что может вас убедить?
Эл вздохнула.
— Изложите ваше дело, — сказала она.
— Это не так легко. Я хотел бы получить хоть какие-то гарантии, что вы согласитесь.
— Посудите сами: вы являетесь ночью, выдаете себя за посланника Галактиса, не предоставляете никаких доказательств. Я только играю по вашим правилам.
— Это вас убедит, — он протянул ей золотистую пластинку. — Это паспорт. Так вы это называете. Допуск в Галактис. Знаете, что его нельзя подделать или украсть. Это высшее доверие.