по физподготовке прав: мы видим крысиный помет и отпечатки лап.
Уже холодает. Нам повезло — мы работаем на юге, но я даже не могу представить себе, как это — жить в палатках на севере, где сейчас ниже нуля. Официальные новости, как всегда, полны оптимизма: отряды Группы по борьбе с грызунами в нескольких районах уже расформированы со всеми почестями, а их бойцы получили хорошую работу в госкомпаниях. Но в списке счастливчиков я не вижу ни одного знакомого имени. Остальные бойцы из моего взвода тоже никого не знают.
Инструктор поднимает правый кулак. Стоять. Затем он разводит пальцы в стороны. Мы рассыпаемся цепью и проводим разведку.
– Приготовиться к бою.
Внезапно меня поражает невероятная нелепость происходящего. Если подобная бойня, похожая на игру кошки с мышкой, — это бой, значит, человека, вроде меня, у которого нет никаких амбиций и который трусливее комнатной собачки, может назвать «героем».
Среди кустов мелькает серо-зеленая тень. Неокрысы генетически модифицированы так, чтобы ходить на задних лапах, поэтому они движутся медленнее, чем обычные. Мы шутим: хорошо, что их создатели не вдохновлялись мышонком Джерри из «Тома и Джерри».
Но эта неокрыса стоит на четырех лапах. Ее живот раздут, что еще больше затрудняет передвижение. Может, крыса бере… а, нет, я вижу болтающийся пенис.
«Бой» превращается в фарс: толпа людей со стальным оружием преследуют крысу со вспученным животом. В полной тишине мы медленно продвигаемся по полю. Внезапно крыса бросается вперед, скатывается по склону холма и исчезает из вида.
Хором выругавшись, мы бежим вслед за ней.
У подножия холма мы находим нору, а в ней тридцать, сорок крыс с раздутыми животами. Большинство из них — дохлые. Та, которая только запрыгнула туда, тяжело дышит.
– Чума? — спрашивает инструктор.
Мы молчим. Я думаю про Стручка. Он бы знал ответ.
Чи. Брюхо умирающей крысы пронзил наконечник копья. Ухмыляясь, Черная Пушка выдергивает копье, разрезая брюхо крысы, словно спелый арбуз.
Все ахают. В животе крысы-самца более десятка крысиных эмбрионов — розовых, скрюченных, словно коктейльные креветки. Кое-кто из наших начинает блевать. Черная Пушка, все еще ухмыляясь, снова замахивается копьем.
– Стой, — говорит инструктор.
Черная Пушка отходит назад, посмеиваясь и вращая в руках копье.
Создатели неокрыс нарочно ограничили их способность к размножению: на каждую самку приходится девять самцов. Это было сделано для того, чтобы ограничить их численность и тем самым поддерживать их рыночную стоимость на одном уровне.
Но, похоже, что эти меры перестают работать. Самцы, которых мы видим, умерли, потому что их брюшная полость не предназначена для вынашивания зародышей. Но как они вообще забеременели? Очевидно, их гены пытаются преодолеть искусственно созданные границы.
Я вспоминаю о том, что мне давным-давно рассказала Сяося.
* * *
Номер Ли Сяося я вбил в мобильник четыре года назад, но никогда ей не звонил. Каждый раз, когда я доставал телефон, мне не хватало храбрости нажать на кнопку вызова.
В тот день я собирал вещи, готовясь уехать в тренировочный лагерь, и внезапно услышал, что откуда-то издалека доносится голос Сяося. Сначала я решил, что у меня глюки, но потом понял, что случайно позвонил ей, сев на телефон. Я в панике схватил мобильник.
– Привет, — сказала она.
– Э-э…
– Говорят, ты едешь убивать крыс.
– Угу. Не смог найти работу…
– Может, я свожу тебя в ресторан? Жаль, что за четыре года учебы мы с тобой так и не узнали друг друга поближе. Будем считать, что это прощальный ужин.
По слухам, у общежития Сяося всегда ждали дорогие машины. По слухам, она меняла мужчин с той же легкостью, с какой другие девушки примеряют платья.
В тот вечер мы сидели друг напротив друга и ели жареный рис с говядиной. Глядя на ее лицо, на котором не было ни грамма косметики, я вдруг понял: она действительно умеет завладевать душой мужчины.
После ужина мы с ней бродили по университетскому городку, смотрели на здания, на пустые скамейки, на бродячих кошек. Внезапно я затосковал по универу: мне хотелось, чтобы мои воспоминания о нем были связаны с ней, но таких воспоминаний у меня не было.
– Мой папа разводил крыс, а ты идешь их убивать, — сказала она. — Будешь воевать с крысами в Год Крысы. Смешно.
– После учебы будешь помогать отцу? — спросил я.
От подобного предположения Сяося отмахнулась. Для нее выращивать крыс — то же самое, что работать на конвейере или шить рубашки на фабрике. Мы все еще не контролировали ключевые технологии, и эмбрионы по-прежнему приходилось импортировать. Крысы, выращенные нашими фермерами, подвергались тщательному отбору; тем, кто его проходил, имплантировали чипы, обеспечивающие запрограммированное поведение. Затем этих крыс отправляли за рубеж и продавали богачам как домашних животных.
Все, что наша страна, мировая фабрика, могла предложить, — это большое количество дешевой рабочей силы, задействованной на наименее технологичном этапе производства.
– Говорят, у сбежавших крыс модифицированы гены, — сказала Ли Сяося.
По ее словам, некоторые владельцы крысиных ферм покопались в геноме крыс — так же, как некоторые производители изучали программную начинку айфонов, чтобы создать их копии. Хозяева ферм хотели увеличить долю самок в популяции и уровень выживаемости молодняка. В противном случае рентабельность была слишком низкой.
– Говорят, что на этот раз крысы не сбежали, — продолжала Сяося. — Хозяева ферм сами выпустили их, чтобы надавить на правительство и получить больше субсидий.
Я не знал, что ответить. Я чувствовал себя таким невеждой.
– Но это лишь один из слухов, — сказала Сяося. — Другие утверждают, что массовый побег крыс организовали страны Западного альянса, чтобы получить более выгодную позицию на торговых переговорах. Узнать истину всегда так сложно.
Я посмотрел на красивую и умную молодую женщину, которая шла рядом со мной. Я ей неровня; она — птица более высокого полета.
– Пришли мне открытку, — сказала она.
Ее смех