Не убить ли себя, нерешительно подумал он. Это было вполне возможно; с небольшой внутренней подготовкой он мог использовать один из своих собственных зубов, чтобы отравить себя. Но пока оставался хоть малейший шанс, он не задумывался над этим всерьёз. Как держатся в войне люди Культуры? Они будто бы тоже в состоянии умереть по собственной воле, и как бы то ни было, это у них будто бы сложнее, чем просто яд. Но как они удерживаются от искушения избежать этого, эти мягкие, развращённые миром умы? Он представил их в бою, как они, получив первые раны, почти в то же мгновение прибегали к автоэвтаназии. Эта мысль заставила его улыбнуться.
Идиране тоже умели впадать в смертельный транс, но они использовали его только в случае чрезвычайного позора или бесчестия, или если закончен труд всей жизни, или если кому-то грозила калечащая болезнь. И иначе, чем Культура — или Оборотни, — они в полной мере наслаждались своей болью, не подавляя её никакими оглушающими веществами собственного организма. Оборотни рассматривали боль как рудимент своей эволюции из животного мира. Культура просто боялась её. Но идиране обходились с ней со своего рода презрением.
Хорза посмотрел поверх двух больших каноэ вдоль берега на открытые двери в корме парома. Пара роскошно окрашенных птиц гордо вышагивала по крыше, совершая мелкие, ритуализованные движения. Хорза некоторое время наблюдал за ними. Лагерь пожирателей постепенно просыпался, а утреннее солнце становилось всё ярче. Из редкого леса поднимался туман. Высоко в небе стояли облака. Из своей палатки вышел мистер Один, зевнул, потянулся, потом вытащил из-под куртки тяжёлый пистолет и выстрелил в воздух. Казалось, это было сигналом для всех пожирателей вставать и приниматься за будничные дела, если они ещё не были сделаны.
Шум примитивного оружия спугнул птиц с крыши шаттла. Он взмыли в воздух и полетели прочь над деревьями и кустами вокруг острова. Хорза посмотрел им вслед, потом опустил взгляд, уставился на золотой песок и медленно и глубоко задышал.
— Твой великий день, чужак, — заметил мистер Один с ухмылкой и остановился перед Оборотнем. Он сунул пистолет в кобуру на верёвке под курткой. Хорза посмотрел на мужчину, но ничего не сказал. Опять праздничный обед в мою честь, подумал он.
Мистер Один обошёл вокруг Хорзы и осмотрел его. Хорза следил за ним глазами, пока мог, и ждал, что тот увидит повреждённые кислотным потом верёвки на запястье. Но мистер Один ничего не заметил, и когда снова появился в поле зрения Хорзы, он по-прежнему слегка улыбался, легонько покачивая головой, и был, казалось, доволен, что жертва по-прежнему крепко связана и привязана к колу. Хорза напряг все свои силы, чтобы растянуть верёвки на запястьях, но они не поддавались. Не получилось. Мистер Один ушёл, чтобы присмотреть за пожирателями, сталкивавшими в воду рыбацкие каноэ.
Незадолго до полудня был принесён на носилках Фви-Зонг. Как раз вернулись рыбацкие каноэ.
— Дар море и воздух! Дань большой Круговой Море с его громадный богатство! Смотреть, какой чудесный день тебя ожидать! — Фви-Зонга ссадили по другую сторону костра, и он улыбнулся Оборотню. — Вся ночь ты иметь время думать, что будет принести тебе этот день. В темнота ты иметь возможность смотреть на плоды вакуум. Ты видеть пространство между звезды, ты видеть, сколько там пустота, как мало там быть что-нибудь. Теперь ты быть способен оценить честь, который тебе будет оказан, как счастливо ты мочь превознести себя, потому что это быть мой знак, мой жертвоприношение! — Фви-Зонг восхищённо захлопал в ладоши, и его громадное тело заплескалось вверх и вниз. Он постоянно проводил округлыми ладонями у рта, и складки плоти над его глазами ненадолго поднимались и открывали белизну внутри. — Хо-хо-о! Какой удовольствие мы все будем иметь!
Пророк сделал знак, и носильщики понесли его к морю, чтобы умыть и умастить.
Хорза наблюдал, как пожиратели готовили еду. Они вспарывали рыбу, выбрасывали мясо и оставляли кишки, чешую, головы и кости. Они удаляли моллюсков из раковин и оставляли раковины. Они перемалывали скорлупу с сорной травой и какими-то яркими морскими улитками. Хорза смотрел на происходящее перед его глазами и видел, насколько опустились пожиратели, видел струпья и язвы от недоедания и общей слабости. Кашель и насморк, шелушащаяся кожа и деформированные конечности — всё говорило о последней стадии смертельной диеты. Рыбье мясо и моллюски из больших, сочащихся кровью корзин были возвращены в море. Хорза внимательно, насколько позволяли расстояние и повязка на лице, вглядывался, но не смог уличить ни одного пожирателя в том, что тот тайком откусил сырой рыбы из корзины, что выбрасывали в море.
Фви-Зонг, которого обсушивали прямо у линии прибоя, посмотрел, как выбрасывали в море еду, одобрительно кивнул и произнёс спокойные слова ободрения своей пастве. Потом хлопнул в ладоши, и носилки медленно понесли вдоль берега к костру и Оборотню.
— Жертвенный дар! Подарок! Готовься! — загремел Фви-Зонг и мелкими движениями поудобнее устроился на носилках, посылая волны через все большие складки и жирные бока массивного тела. Хорза часто задышал, чувствуя, как заколотилось его сердце. Он сглотнул и снова натянул верёвку, стягивающую запястья. Мистер Один и две женщины рылись в песке в поисках мешка со своими одеяниями.
Все пожиратели собрались вокруг костра, повернув лица к Хорзе, и глаза их смотрели на него пусто или неопределённо-заинтересованно. В их движениях и выражениях лиц сквозило безразличие, и это казалось ему более удручающим, чем привычная ненависть или садистская радость.
Пожиратели затянули псалом. Женщины и мистер Один обмотались выцветшими полосами ткани, потом мужчина посмотрел на Хорзу и улыбнулся.
— О, счастливый миг последние дни! — Фви-Зонг повысил голос и поднял ладони, и его слова эхом вернулись от середины острова. Из горшков перед Оборотнем снова потянуло зловонием. — Уничтожение и созидание вот это все должен стать символ для нас! — Фви-Зонг опустил руку в гигантские складки белой плоти. Золотисто-коричневая кожа блеснула в солнечном свете, когда пророк сплёл свои жирные пальцы. — Его боль должен стать наш восхищение, потому что наш уничтожение будет стать его и наш соединение. Его мучение и поедание должен стать наш удовлетворение и наслаждение!
Фви-Зонг вскинул голову и заговорил на языке, который понимали остальные. Их пение изменилось и стало громче. Мистер Один с женщинами приблизились к Хорзе.
Хорза почувствовал, как мистер Один убрал повязку с его рта, потом светлокожий мужчина что-то сказал женщинам, и они направились к бурлящим котлам с вонючей жидкостью. Голова Хорзы казалась лёгкой, в горле стоял слишком хорошо знакомый привкус. Как будто часть той кислоты, что разъедала верёвку на запястьях, нашла путь к языку. Он опять изо всех сил натянул путы за спиной, так что даже задрожали мышцы. Пение продолжалось. Женщины переливали отвратительное варево в блюда. Пустой желудок Хорзы перевернулся.
