Клад древних властителей Вселенной, обещанный Виолеттой?
Клад не клад, но некий артефакт. Как знать, что именно перед ним?
Гробница?
Крыша подземного бункера, построенного тысячу, а то и миллион лет назад?
Дремлющий в недрах планеты древний звездолет?
Нужник?
Бомба замедленного действия, которая в неведомый «час Ч» разнесет вдребезги всю планету?
О, Эстерсону хватало фантазии на многое! А трезвомыслия ему хватало лишь на одно: зарыть как можно быстрее обе ямы и до времени забыть о своем потрясающем открытии. «Не буди лихо, пока спит тихо», – под этим девизом его пращур, легендарный вице-адмирал Карл Эстерсон, прожил хоть и бурную, но все же счастливую жизнь и умер в своей постели.
Было не время изменять семейным традициям. Какие бы сокровища ни таил схрон неведомых звездожителей, на счет «раз-два-три» Эстерсон его не вскроет. Он прекрасно понимал: для исследования загадочной находки потребуются не день и не два. Причем вполне вероятно, что, промаявшись пару недель, он так и не сможет извлечь из своего открытия никакой выгоды.
Зато поисковые вертолеты концерна могли появиться на Фелиции в любую минуту. И это окончательно утвердило Эстерсона в его решении: о сенсации придется забыть. По крайней мере до тех пор, пока не будут решены насущные проблемы робинзона и человека: еда, вода, безопасность.
«Зарыть кресло невозможно. Дотащить его в одиночку до леса мне не по силам. Пупок развяжется. Что же делать? Замаскировать под куст?!»
Эстерсон с надеждой посмотрел в сторону леса.
«А что? Пойти нарезать крупных веток, лучше с листьями. Притащить их сюда. Расставить ветки вокруг кресла, подпереть валунами. И красота! И хватит!»
Эстерсон скривился – замысел для скаутов. Даже при самом художественном исполнении придется смириться с тем, что «куст» через два дня засохнет. Торчащая посреди голого плато пожухшая метла – что может быть подозрительнее этого? Только выложенная камешками надпись «Роланд Эстерсон приветствует родной концерн на гостеприимной земле Фелиции».
На минутку он представил себе, как это будет выглядеть – посреди безжизненной-то лавы.
И еще вопрос, сколько и каких веток нужно принести и чем их крепить, чтобы сделать серебристую стойку шасси похожей на что-то растительное, природное. На ствол какой-нибудь. Пометом диких носорогов обмазать со всех сторон для правдоподобия?
Он достал еще одну сигарету. Все равно надолго тех десяти пачек, что он захватил с собой в рюкзачке, не хватит. Так нужно наслаждаться – пока есть чем. А там может удастся что-нибудь табачное прикупить через сирхов у сотрудников родного земного консульства. На крайний же случай Эстерсон прихватил с собой семена табака…
Мысли конструктора тем временем снова возвратились к останкам истребителя.
«Ну ладно, черт с ним с креслом. А со стойкой что? Тоже кустами обсадить?» – с издевкой спросил себя Эстерсон.
Эстерсон критично оглядел свое хозяйство и пришел к неутешительному выводу. Вариантов было ровно два.
Первый: сматываться отсюда подобру-поздорову, позабыв о кресле и стойке шасси и понадеявшись, что взгляд поисковой группы никогда не упадет на данный конкретный участок побережья. Ведь они тоже не всеведущи и не всевидящи!
Второй: разыскать в лесу сирхов и попытаться войти с ними в контакт (все равно рано или поздно контактировать придется!). А потом заставить (или уговорить) сирхов дотащить стойку и кресло до леса. Эстерсон был уверен: пять—семь сирхов ему в подмогу, и они не то что до леса, а до большой земли все барахло доволокут!
«Допустим, мы выбрали вариант два. И где же сирхи, которых нужно подкупать и шантажировать?» – Эстерсон вынул из рюкзачка бинокль и принялся рекогносцировать местность.
Никаких следов разумной жизни на полуострове с первого взгляда не обнаруживалось. С большой степенью вероятности можно было утверждать, что сирхи здесь вообще не живут.
«Их можно понять. С такими соседями в пучине… – подумал он. – А если они живут где-то там, значительно севернее, то на все эти контакты у меня уйдет столько драгоценного времени, что „вариант два“ станет равносилен „варианту один“, то есть бегству. В таком случае, почему бы сразу не приступить к осуществлению „варианта один“?»
Эстерсон был человеком логики и дисциплины. Уж если он приходил к умозаключению, то тут же начинал воплощать его в жизнь.
Он быстро упаковал рюкзачок, оставив на поверхности лишь нож. Затем перешнуровал ботинки и выкурил еще одну сигарету – напоследок, для взбодрения.
Оставалось только обрезать стропы парашютов, свернуть шелковые купола и спрятать их в лесу.
По-хорошему, нужно было с парашютов начинать. Ибо, в отличие от кресла, не заметить оранжевые купола при помощи хорошей оптики прямо с орбиты можно было, только пребывая в той стадии алкогольного опьянения, в какой представителям человеческого рода уже отказывает способность к прямохождению.
Эстерсон занес было нож, чтобы перерезать первый прочнейший, тончайший шнур стропы, как его взгляд упал на две извилистые борозды в песке, припорошившем местами лаву по воле крепкого ветра. Эти борозды были не очень длинными, но оставило их, без всякого сомнения… кресло!
С минуту Эстерсон флегматично разглядывал борозды. Как вдруг его осенило.
– Я идиот! – воскликнул он. – Ни на что не годный, старый кретин! На месте генерала Родригеса я бы выгнал этого Эстерсона без выходного пособия за крайнюю закоснелость мышления…
Только теперь до него дошло: кресло тянули за собой парашюты, когда их наполнял сильный юго-восточный ветер.
Он наполнял их нечасто, поскольку некому было ориентировать парашюты (служившие в данном случае полным аналогом паруса) в нужном направлении, а сами они ориентироваться не желали. Парашюты то набирали свежего ветра, то безвольно сникали до самой земли.
«А ведь спасительный лес на северо-западе! Таким образом выходит, что океанский ветер – мой верный союзник! И если я буду следить за тем, чтобы паруса были все время наполнены, за каких-то три часа мы доползем до укрытия!» – подумал Эстерсон.
Сказано – сделано.
Он взобрался в кресло и по возможности крепко схватился за стропы – ни дать ни взять жокей, заправляющий беговой бричкой. Оставалось только крикнуть «Поехали!».
Не все шло гладко.
Три раза ветер практически полностью стихал или сменялся на северный. И тогда Эстерсону ничего не оставалось, как сидеть рядом с креслом и ждать.
И все-таки ему везло! Юго-восточный ветер всегда возвращался…
Кресло ползло, как черепаха, оно двигалось рывками и зигзагами, но все-таки двигалось! И к началу сумерек (которые показались Эстерсону очень ранними) оно очутилось под деревьями, смахивающими на исполинские фикусы.
