— Она из этих зарегистрированных эмбрионов, — перебил Сэм. — И это ты называешь чистой кровью?
— Смешение генов нескольких человек, так она может быть и незаконнорожденной… — продолжал Пит. — Ты же знаешь, что о них говорят пасторы.
— Она сильная, здоровая, молодая, сейчас она носит двойню, — твердо возразил Митч. — Она немая, в данный момент она в родильном доме для немых. Ничего плохого она не сделает. И поверь мне, я с ней был тверд, теперь она послушная и покорная.
— Но почему ты отправил назад яхту? — спросил Пит.
Они уже задают вопросы, никто не кричит, значит, все в порядке.
— Пора, чтобы нас начали немного уважать. А то болтают, будто мы обыкновенные пираты, как и все остальные. Преступники. Об этом пишет и Гернеси в своих газетенках, они тоже врут. А мы дадим им понять, что больше не потерпим такой лжи. Теперь они не посмеют делать вид, что нас не существует. Такие, как они, не могут помешать Божьему Промыслу. Кроме того, если они начали разыскивать эту бабу, а ее обязательно будут искать, ведь ее папаша еще та шишка, они кое-что найдут.
— Ты решил обрушить на нас гнев Династий, — прошипел Сэм. — Самой крупной и сильной державы в нашей части галактики, которую ты вздумал подразнить…
— Я не боюсь никого, кроме всемогущего Бога, — ответил Митч. — Так мы все клянемся перед тем, как стать рейнджерами. Бояться Бога, но не бояться человека — вот они, наши слова. Или ты уже забыл, Сэм? — Он чувствовал прилив сил. Новые дети хорошо привыкают к дому. А золотовласая потаскушка вынашивает близнецов. Конечно же, Бог на его стороне.
— И все-таки не стоило навлекать на нас беду, — сказал Пит.
— А я и не навлекал, — ответил Митч. — Да, я сделал так, что они узнают, что все это дело рук Милиции, но какой — это уже вопрос. Мы не оставили никаких следов. А к тому времени, когда они догадаются — если вообще догадаются, — мы поднимем такой шум по всей галактике Династий, что им будет уже не до нас. Хоть пальцем в нашу сторону пошевелят, взорвем парочку их станций, они и успокоятся. Я написал им это. Никто не начинает войну из-за одной бабы.
Брюн не находила себе места в стенах родильного дома. Ей разрешалось выходить в окруженный высокими стенами садик, и она ковыляла по выложенным кирпичом дорожкам на распухших, больных ногах. Ей на самом деле нужно было каждый день делать пять кругов вокруг садика. Ей разрешалось ходить из своей комнаты на кухню, в столовую, ванную, туалет и рабочую комнату. Но единственная входная дверь была заперта. И не просто заперта, у двери всегда стоял охранник, мужчина на голову выше ее. Остальные пять женщин тоже были немыми, как и она. Женщина, командовавшая ими (Брюн даже не представляла, как можно ее называть), напротив, говорила слишком много. Она раздавала приказы беременным, словно была тюремным надсмотрщиком. А может, так оно и было, Брюн все время чувствовала, что она здесь как в тюрьме. Ей приходилось каждый день проводить много времени за шитьем: она шила вещи для себя, для будущего ребенка, вещи, которые будет носить после родов. Кроме этого, она помогала на кухне. Убиралась в помещениях, с трудом волочила по полу мокрую тряпку, чистила унитазы, раковины и душевые кабины.
Ее поддерживала мысль о Хэйзел. Где она теперь, вместе со своими малышками? Что с ней произошло? Ничего хорошего. Брюн обещала Хэйзел, обещала самой себе, что она освободит Хэйзел из этого ада, правда, еще непонятно, каким образом.
Ее осматривали каждый день. Когда подошло время рожать, в ней появился новый страх. Однажды женщина, резавшая морковку на кухне рядом с ней, неожиданно согнулась и схватилась рукой за живот. Раскрыла рот в безмолвном крике. Брюн видела, как она вся напряглась.
— Иди-ка сюда, ты, — сказала надсмотрщица, сурово глядя на Брюн. — Помоги ей. — Брюн подхватила женщину под руку и помогла ей пройти по коридору. Надсмотрщица, державшая женщину с другой стороны, провела их в комнаты, которые Брюн до сих пор ни разу не видела… Выложенный плиткой пол… узкая кровать, слишком узкая, чтобы на ней можно было лежать… Роженица с трудом опустилась на это подобие кровати, и Брюн поняла, что это такое — тут женщины рожают. И она будет рожать здесь. Женщина вся извивалась, из нее струей вылилась жидкость, на кровать, на пол.
— Принеси тазы, ты! — крикнула надсмотрщица Брюн.
Брюн повиновалась. Когда же она позовет врача? Сестер?
Не было никакого врача, никаких сестер. Роды принимала надсмотрщица, ей помогали сами женщины. Ясно было, что некоторые из них уже сами рожали. Брюн не разрешили уйти, она стояла у стены, ее то подташнивало, то казалось, что она теряет сознание. Когда она начала было сползать по стене вниз, одна женщина шлепнула ее по щеке влажной тряпкой, и Брюн снова поднялась.
Она с детства знала, откуда берутся дети: читала об этом в книгах, смотрела учебные кубы. И знала, что никто, у кого есть возможность рожать детей современными способами, не делает этого по старинке. И, конечно же, ни одна женщина во всей цивилизованной вселенной не рожала детей без медицинской помощи, в присутствии мрачной старухи и других беременных, в комнате с окнами без занавесей, где воды и кровь лились прямо на голый пол, на босые ноги несчастных женщин. За лошадьми ее отца и то лучше ухаживали, собаки и то рожали детенышей в более чистых конурах.
Она старалась не смотреть на то, что происходит, но ее схватили и заставили смотреть, как выходит головка ребенка, все больше и больше… Она сама извивалась и напрягалась, как роженица.
Первый крик младенца выразил всю ее ярость, гнев и страх.
Она не сможет так. Она умрет.
Нет, она не может умереть, ей нужно жить… ради Хэйзел. Ради того, чтобы Хэйзел никогда этого не видела, ради этого она, Брюн, будет жить.
Касл-Рок
Лорд Торнбакл, Спикер Кабинета Министров и Большого Совета Правящих Династий, преемник отрекшегося от престола короля, провел утро со своим другом, юрисконсультом Большого Совета Кевилом Старбриджем Мэхонеем. Они обсуждали новый проект бюджета Регулярной Космической службы. Все утро министры и бухгалтеры один за другим приносили им какие-то новые документы и только запутывали то, что, по мнению лорда Торнбакла, было очень простым делом: требовалось изыскать финансы, чтобы построить новые корабли на замену пострадавших при Ксавье. Друзья решили вместе пообедать в маленькой зеленой столовой, выходившей на круглый пруд, в котором лениво плавали рыбы с длинными плавниками. Они надеялись, что в этой мирной обстановке им никто не помешает и они хоть немного придут в себя после столь бурного утра. На обед подавали обильно приправленный специями суп и жареного цыпленка в лимонно-чесночном соусе с зеленым салатом. Они не торопились выходить из-за стола, ведь им предстояло снова вернуться к бесконечным столбцам цифр и бухгалтерских расчетов.
