даже чувство облегчения от того, что все закончилось. Мое решение, правильное оно или неправильное, принято. Я вынес приговор.
Да и как мог бы я судить мертвеца? Как бы там ни было, Чонг уже умер. По крайней мере, он вне досягаемости правосудия, которое я представляю.
– Чонг?
– Да, Харви.
– Я не вернусь. Хочу, чтобы вы это знали.
– Вы, как всегда, знаете больше, чем говорите. Я вам поражаюсь.
– Я принял это решение не из-за вас. Я поступаю так, чтобы дать троим моим детям шанс на вероятность достойной жизни. Возможно, я даже верю в то, что вы намерены здесь создать. Вы дали людям Эдена надежду, о которой я раньше и не подозревал.
– Вы благородный человек, Харви, вы заставляете меня стыдиться.
– Но я хочу кое-что узнать.
– Спрашивайте.
– Знала ли Хой Инь, кто убил Маокавиц?
– Нет. Как и вы, я не открыл ей истину, чтобы защитить ее. Это грех всех отцов, а я искренне считаю ее своей дочерью. Я был так рад ее развитию. Если бы вы только могли видеть ее в тот день, когда мы встретились впервые. Такая красивая, такая хрупкая и глубоко несчастная. Это настоящее чудо, что из погубленного ребенка она превратилась в великолепную женщину. Я не мог допустить, чтобы она снова соприкоснулась с грязью. Поэтому я скрыл от нее истину, что является обратной формой даны. Однако я решил, что это необходимо.
– Забавно, но именно Хой Инь выдала мне вас.
– Как это?
– В тот день, когда умерло ваше тело, она спросила, как я намерен поступить с запасом драгоценных металлов. Тогда я еще никому не сообщал эту информацию. А это означало, что вы оба знали о тайном хранилище. Так могло случиться только в том случае, если ваша сродственная власть над Эденом превосходила все другие программы. Что логично предположить, поскольку вы сами составляли его мысленные подпрограммы.
– И поэтому вы сделали вывод, что убийца я?
– Не сразу. Но это навело на определенные мысли. Как мог Уоллес Штейнбауэр, проживший в Эдене всего два года, разработать метод подавления даже ваших мыслительных подпрограмм? Особенно если учесть, что полем его деятельности была кибернетика. Тогда я начал более пристально изучать его поступки. Возник наиболее очевидный вопрос: почему он не шантажировал Пенни Маокавиц, когда стало ясно, что она знает о его хищении драгметаллов? Она вряд ли стала бы просить помощи у меня. В результате они оба зашли в тупик. Если бы Штейнбауэр обратился в ЮКЭК с жалобой на ее ухищрения, сразу стало бы известно и о краже золота. В худшем случае Пенни могла бы смириться с заменой стандартных деталей «Дорньер» на золотые. Даже если бы он целиком сделал капсулу из золота, это составило бы сотую долю процента от всего запаса. И было бы не слишком высокой ценой за безопасное будущее Бостона. Тогда я стал искать скрытые мотивы и того, кто мог бы манипулировать сущностью биотопа. Нашлись только две кандидатуры, вы и Хой Инь. Оставалось раскрыть мотив. Хой Инь была главной подозреваемой, она ненавидела Пенни Маокавиц и на то имела вескую причину. Но она призналась, что чувствовала себя обманутой и что предпочла бы смерть Маокавиц от рака. Оправдание довольно мрачное, но я ей поверил. Оставались только вы.
– А вам известен мой мотив, Харви?
– Думаю, да. Вычислить его оказалось труднее всего. В конце концов, здесь все знали, что Маокавиц умирает и жить ей осталось несколько месяцев. Нужно было решить еще один вопрос: почему ее смерть потребовалась именно сейчас? Что такого особенного в этом отрезке времени? Я выяснил два аспекта. Первый: вы тоже умирали, но ожидалось, что проживете дольше Маокавиц. И второй: смерть Пенни Маокавиц была быстрой, вероятно, намеренно. С вашей способностью контролировать Эден вы могли выбирать из десятков способов, но остановились на пуле в мозг, что означало почти мгновенную смерть. Другими словами, вы позаботились о том, чтобы у Пенни Маокавиц не было ни единого шанса передать свои воспоминания в нейронный слой. Вы убили ее дважды, Чонг, вы застрелили ее тело и лишили бессмертия ее разум.
– На то была причина, Харви. Я не мог допустить, чтобы она трансформировалась раньше меня, это стало бы катастрофой. А Маокавиц была далеко не глупа, она уже начала мыслить в этом направлении. Она обсуждала такую возможность с Эденом. И это было правильно с ее стороны. Поскольку она не обнародовала свое открытие золотого запаса, я тоже не стал раскрывать весь потенциал нейронного слоя. Я должен был позаботиться о том, чтобы Маокавиц не представилась возможность провести эксперимент, а поскольку я уже знал о незаконной деятельности Штейнбауэра, я решил использовать его в качестве прикрытия. К счастью, в силу его темперамента организовать его устранение было еще легче, чем ликвидацию Маокавиц. Мне оставалось только дождаться, пока ваш отдел раскроет кражу золота, а потом заставить его паниковать. Инспекционный тоннель был лишь одним из подготовленных мной вариантов. А после его гибели никто не смог бы доказать его невиновность, и дело было закрыто.
– И все это организовано лишь ради защиты нейронного слоя от осквернения, как я понимаю, недостойной кандидатурой?
– Да.
– Значит ли это, что в итоге вы не всем позволите трансформировать личность в Эден?
– Нет. Я уже сказал, что это доступно любому, кто пользуется сродственной связью, и я не отказываюсь от своих слов. Именно поэтому я должен был стать первым. Моя философия гарантирует, что каждый волен ко мне присоединиться. Я больше ничего не могу сделать, и я ощущаю огромную радость, даря бессмертие. Кто еще в силах такое сказать, Харви? Можете ли вы утверждать, что каждый способен на подобное товарищество? Беспрекословно? Эту власть получает только тот, кто становится первым. Теперь я – сущность Эдена и, если бы захотел, мог бы стать абсолютным диктатором для всех жителей. Неугодных мне людей довольно просто блокировать. Но я не собираюсь этого делать, я выбираю дану. И, поступая так, с открытием нейронного слоя для каждого я могу быть уверен, что абсолютная власть будет недолгой, поскольку я скоро стану мультисущностью, в которой ни один персональный сегмент не будет иметь права вето.
– А Маокавиц могла не допустить такой либеральности?
