достоинства. Таков ответ церкви на поступок Винг-Цит-Чонга, генетика и изобретателя сродственной связи, после смерти тела перенесшего свою личность в биотоп Эден. Ее святейшество заявила, что это чудовищная попытка избежать божественного суда, который ждет каждого из нас. Господь создал нас смертными, сказала она, чтобы мы предстали перед Ним и познали блаженство в Его святом царстве. Порочное стремление Винг-Цит-Чонга обрести физическое бессмертие есть не что иное, как оскорбительное святотатство; он пытается бросить вызов воле Божией. Сам он волен взять на себя тяжесть сатанинского греха, но, распространив соблазн сродственной связи по всему миру, он искушает даже самых достойных и благочестивых христиан, вызывая у них сомнения. Папа призывает всех христиан, живущих в Эдене, отвергнуть путь, предложенный Винг-Цит-Чонгом. В заключительной и самой резкой части послания ее святейшество говорит, что с величайшим сожалением вынуждена отлучить от церкви тех, кто не откажется от соблазна сродственной связи. Исключений быть не может. Даже так называемая безвредная связь, контролирующая сервиторов-животных, рассматривается как угроза. Она служит коварным напоминанием о святотатстве, совершаемом на орбите Юпитера. Ее святейшество опасается, что искушение ложного бессмертия станет слишком сильным, если не покончить с ним раз и навсегда. Церковь, говорит она, сегодня противостоит величайшему моральному кризису, и это испытание необходимо встретить со всей решимостью. Мир должен уяснить, что сродственная связь – колоссальное зло, способное отвратить нас от духовного искупления.
– Как можно воспринимать это всерьез? – возмутился я. – На Земле миллионы сервиторов, управляемых при помощи сродственной связи. Не может же она отлучить от церкви их хозяев только потому, что они не откажутся от своих слуг. Это безумие.
– Использование сервиторов на Земле уже сильно уменьшается, – спокойно возразила Джоселин. – И люди поддержат ее, потому что сознают невозможность стать частью биотопа. Такова человеческая натура.
– Ты тоже поддерживаешь ее, – с ужасом произнес я. – И это после всего, что ты здесь видела. Ты ведь поняла, что в этих людях нет зла, что они просто стремятся к лучшему будущему для себя и своих детей. Докажи мне, что это не по-человечески.
Она легонько коснулась моей руки.
– Я знаю, что в тебе зла нет, Харви, пользуешься ты сродственной связью или нет. Я всегда знала это. И ты прав, осуждение папой данной технологии выглядит чрезмерно упрощенно, но ей необходимо привлечь широкие массы. Не думаю, чтобы от нее можно было ожидать чего-то другого; в наше время ей надо быть большим популистом, чем кому-либо из предшественников. И в своем стремлении она отнимает у меня детей. Я знаю, они ни за что не вернутся со мной на Землю. Единственное, о чем я жалею, это о том, что все произошло так стремительно. Может показаться, что церковь по какой-то причине вынуждена выступить против Эдена и трансформации Винг-Цит-Чонга.
– Ты в самом деле намерена вернуться на Землю, да?
– Да. Я не хочу стать призраком в ожившей машине. Это не бессмертие, Харви. Это перезапись, как песня, исполняемая снова и снова после смерти певца. Воспоминание. Обман. И ничего больше. Чонг просто хитрый старик, пожелавший навязать нам свое видение существования. И он своего добился. – Она вопросительно взглянула на меня. В ее лице не осталось ни гнева, ни обиды. – Ты едешь со мной?
День двадцатый – один из самых горьких в моей жизни. Мучительно больно было наблюдать прощание Джоселин и близнецов у лифта фуникулера. Николетта плакала, Натаниэль пытался сдержать слезы, но у него ничего не получалось. А потом настала моя очередь.
– Папа, не уезжай, – взмолилась Николетта, обнимая меня.
– Я должен.
– Но на Земле ты умрешь.
– Я останусь в ваших воспоминаниях, твоих и Натаниэля. Мне этого достаточно.
Натаниэль тоже обнял меня.
– Будь осторожен, сынок.
– Почему ты так поступаешь? – спросил он. – Ты ведь не настолько сильно ее любишь.
– Настолько, – солгал я. – Так лучше для всех нас. Ты поймешь. Здесь вас ждет удивительное будущее, вас и всех остальных эденистов. Но не меня.
– Оставайся.
– Нет, вам придется отсечь прошлое, если желаете добиться успеха. А я определенно принадлежу к прошлому.
Он покачал головой и крепче сжал мои плечи.
– Корабль отправляется через двенадцать минут, – мягко напомнил Эден.
– Мы идем.
Я в последний раз поцеловал близнецов и повел Джоселин в вагончик фуникулера. Начался плавный подъем, а я, не отрываясь, смотрел на простирающийся внизу биотоп и старался запомнить его навсегда.
– Ты действительно уезжаешь, – донеслась до меня мысль Хой Инь, звенящая непониманием.
– Да. Я не забуду тебя, Хой Инь.
– И я тебя не забуду. Но моя память будет вечной.
– Нет. Это исключительно человеческое самомнение. Хотя я не сомневаюсь, что твои воспоминания сохранятся надолго.
– Мне кажется, я никогда не понимала тебя, Харви.
– Ты не много потеряла.
– О, очень много.
– Прощай, Хой Инь. Я желаю тебе прекрасной жизни. И когда-нибудь расскажи, пожалуйста, обо мне нашему ребенку.
– Обязательно расскажу. Обещаю.
«Иренсага» принадлежала к тому же классу кораблей, что и «Итилиэн»; наша каюта ничем не отличалась от той, в которой мы летели сюда, даже ремни безопасности были того же самого цвета. Джоселин позволила мне помочь ей пристегнуться и робко улыбнулась, словно все еще не могла поверить, что я лечу с ней.
Я прикоснулся губами к ее щеке, потом пристегнулся сам. Вдвоем мы неплохо устроимся на Земле. И для меня жизнь станет намного легче, так ведь всегда бывает, когда окончательно отказываешься от борьбы. Я чувствовал обман, но, объясняя ей свои истинные мотивы, я бы ничего не добился. А она в последние дни относилась к церкви чуть более скептично. Да, мы хорошо заживем вдвоем. Почти как в добрые старые времена.
После отчаливания последнего челнока я включил экран, закрепленный на переборке, и настроился на внешние корабельные камеры. Сопла вспомогательных двигателей на мгновение ярко вспыхнули, отводя корабль от Эдена. Расстояние стало увеличиваться. Внизу показалась северная оконечность Эдена; серебристый причальный шпиндель, торчавший из ее центра, придавал сходство с куполом кафедрального собора в стиле барокко.
Я смотрел на удаляющийся биотоп, а в голове смешались самые разные эмоции: сожаление, угрызения совести, гнев и
