Пиньяц, Вейрес и Бредли нервничают. У Уэстхауза скучающий вид. Им до фонаря, чему верит и чему не верит публика. Единственное, что их интересует, – удастся ли им достаточно прожить, чтобы добраться до дома.
А Яневичу и командиру это важно? Может быть, это игра в шомпол и мясо, а я – в роли поросенка?
– Я разложил данные по пакетам, – говорит командир. После этой реплики появляется сержант Никастро с папками в руках.
– Возьмите каждый свою. Как только мы закончим приближение в гипере, я отдам команду перейти в режим отдыха. Потом будет собрание. Готовьте вопросы.
Режим отдыха? Похоже на ошибку. Слишком много людей получат слишком много времени для размышлений.
У одного человека так и вышло – у меня. Я вышел в офицерскую кают-компанию почти в панике.
Как будто я только что сделал еще шаг по дороге к смерти. Я бросил делать дубликаты записей почти сразу, как начал. Чего стараться?
– Мистер Яневич?
– Операционный отсек к походу и бою готов, командир.
– Мистер Уэстхауз?
– То же самое, командир. Программа проникновения готова.
Это хорошо. Он много раз ее перепроверил, стараясь снизить вероятность ошибки. Здорово работает этот Уэстхауз. Чувствую ли я себя увереннее от этого? Ни фига. Что-нибудь да будет не так, как надо. Закон Мерфи.
Сержант Никастро согласен. И не считает нужным об этом молчать, пока командир не делает ему замечание.
– Мистер Пиньяц?
– Готовы, командир, хотя с гамма-лазера идут сигналы о незначительных напряжениях. Они получат четыре ракеты, полный заряд аккумуляторов и то, что ваш друг сможет запустить из своего пугача.
Меня поставили оператором магнитной пушки. Командир собирается ударить по ним всей огневой мощью. Ракеты будут нацелены на портовые сооружения Ратгебера. Лучевое оружие ударит по устройствам обнаружения и связи. Оставшаяся часть базы за мной.
Первой целью я выбрал башню станции гидролиза. На следующих заходах буду стрелять по солнечным батареям.
Командир рассчитывает на три ракетные атаки. Каждая должна быть столь быстрой, что в нас не успеют прицелиться.
К чему эта возня с пушкой? Даже от безупречной стрельбы толку все равно немного. У той фирмы должны быть какие-нибудь аварийные устройства для получения водорода из воды. Солнечные батареи – это только аварийный резерв термоядерной силовой установки.
– Мистер Бредли?
– Эксплуатационный отсек готов, командир.
Он спокоен. Не понимает, куда мы лезем.
– Мистер Вейрес?
– Командир, у меня жуткая нехватка топлива. Если нам надо будет…
И сникает под взглядом василиска.
– Инженерный готов, командир.
Нет ли у командира некоего особого интереса в этом задании? Похоже на то, что он готов принести в жертву корабль вместе с экипажем, лишь бы доказать некомпетентность Танниана.
Но единственный настоящий минус плана в том, что такого рода задание нетрадиционно для клаймера. Наличие прецедента на флоте – важная вещь. Может быть, даже слишком.
– Ты готов? – спрашивает меня командир.
– Конечно, нет, – отвечаю я с кривой улыбкой. – Высади меня на углу.
Он хмурится. Не время дурачиться.
– Я повторяю еще раз. Опускаемся до пятидесяти метров в ноль-состоянии над Центральной базой. Четыре секунды в норме. Запуск ракет с интервалом в одну секунду. Поворот камер. Лучевое оружие в режиме непрерывного огня. Пушка тоже. Потом двенадцать минут клайминга. Это потребует быстрого расчета цели.
Позиционные маневры в ноль-состоянии будут соответствовать движению по орбите, – продолжает он. – Снова выходим в норму в той же точке. Две секунды. Запускаем четыре ракеты с интервалом в полсекунды. Лучевое оружие и пушка.
Далее тридцать минут в ноль-состоянии для полного расчета и выбора окончательных целей. Выберем позицию для атаки, подходящую для нейтрализации самых важных из оставшихся установок. На заключительный прыжок – две секунды. Снова полусекундные интервалы. Потом клайминг и расчет.
Если компьютер порекомендует продолжать атаку лучевым оружием, продолжим. Если нет – уходим. По моим расчетам, максимальная продолжительность атаки будет равна двум часам… Если мы намерены удрать от истребителей.
Джентльмены, реальная атака ничем не отличается от учений. Я не вижу, как они могут нас остановить. Вот удрать будет проблематичнее. Вопросы есть?
О шансах, как обычно, никто не спрашивает. Иногда лучше не знать.
– Прекрасно. Всем заняться работой по расписанию. Через полчаса начинаем.
Я собираюсь уходить, но он удерживает меня за руку.
– Ничего не упусти на этот раз. Если нам повезет и мы прорвемся… Я хочу, чтобы было записано все.
– Если? Это же учения, ты забьл?
– Легких учений не бывает. Закон Мерфи действует по принципу обратного квадрата.
Улыбается.
– Из-за приборной доски своей пушки мне ничего видно не будет.
– Кармон поставил для тебя микрофоны в инженерном и операционном отсеках. И вот пара наушников. Ты все услышишь. Потом можешь заполнять пробелы со слов людей.
– Как прикажешь.
Покорившись, я беру тетрадь и магнитофон и встаю в очередь у «адмиральской каюты». Здесь толпа. Обычные подколки насчет номеров, продажи билетиков и использования чужого кармана.
После этого у меня еще остается время навестить Кригсхаузера, которому, похоже, необходима моральная поддержка, а также Неустрашимого. Вся эта суматоха кота раздражает. Он понимает, что это значит. От клайминга он не в восторге. Мне даже удается несколько секунд потратить на Рыболова.
– Я не силен в молитвах. Скажешь одну за меня?
– Способности здесь роли не играют, сэр. Господь слышит всякого. Просто признайте Христа своим спасителем…
Его обрывает сигнал тревоги.
Сиденье у моей пушки кажется тверже обычного. Я раскладываю свои блокноты с ручками и принимаюсь писать. Руки слишком сильно трясутся. Я сосредоточенно вставляю наушники Кармона себе в уши. Тревога перехода в гипер раздается, когда я еще не успеваю закончить. Вот Холтснайдер смотрит на меня и нервно улыбается. Я машу рукой – чистая бравада.
Оповещение клайминга.
Началось. Мы поехали. Холодно. Очень холодно. Мои поры свернулись в маленькие тугие узлы. Меня трясет. Температура, конечно, понизилась, но не настолько же!
Начинается, как и всегда, с ожидания. Медленно текут секунды. На втором часу Уэстхауз выходит из клайминга достаточно надолго, чтобы убедиться: корректировать подход не нужно.
Солнце Ратгебера – самая яркая звезда.
Остается думать, больше заняться нечем.
Насколько плотная у них система наблюдения? Видели они наш выход из клайминга?
