Алан? Николас, весь превратившийся в слух, встрепенулся. Мантийцы не пользовались фамилиями, их двойные имена были просто двойными именами, но сокращение до одного имени так же, как и у людей, означало сближение. В принципе, Алан Йеллен мог звать Эрта Антера первым именем просто ради насмешки. Но мантийцам не была свойственна фамильярность.
Они зовут друг друга по имени?!
— Старые институты рушатся под собственной тяжестью, — продолжал мантиец, — вы сами наблюдаете этот процесс. Сколько просуществовала империя Тикуанов? Тридцать лет? Она родилась, расцвела и одряхлела за тридцать лет, одну пятую человеческой жизни.
— Но о реванше вы по-прежнему можете только мечтать, — сказал Йеллен.
Эрт Антер улыбнулся.
— Решение о капитуляции, — размеренно, внятно проговорил он, — принял Председатель Лат Гэл. Это был страшный позор, который огромной тяжестью лёг на его плечи, это был единственный способ избежать ещё большей трагедии… Но когда Лат Гэл подписывал эту вашу бумагу, ему было девяносто восемь, а Роэну Тикуану — сорок пять. Председатель пережил императора. До последнего дня жизни он оставался в полном рассудке и умер за рабочим столом. Мы находим, что это некоторым образом меняет дело. У нас больше времени, Алан.
— Зато мы быстрее, — усмехнулся директор. — Мы изобрели мерцательную связь, благодаря которой сейчас беседуем с вами. Мы изобрели ти-интерфейс, который вам так нужен. А вы в это время думали, что ещё можно вырезать из мозга.
— Наши достижения велики, — с ленцой сказал мантиец. — Вы просто не можете их понять. Но скажите, Алан, что хорошего в ваших скоростях? Они приносят вам счастье?
— А ваш гомеостаз — счастье? — мгновенно спросил Йеллен. — Вы наблюдаете за нами, а мы — за вами. На Мантах ничего не меняется, ничего не происходит. К вам не может прийти молодой лидер, с новыми идеями, с пламенным сердцем. Даже гений управления должен всю жизнь потратить на расширение эмоциональной территории, никакая иная карьера невозможна. Так и выходит, что власть оспаривают друг у друга только дряхлые аллигаторы. Многие годы один подбирается к другому, улучая момент для единственного броска, потом щёлкает челюстями и промахивается… или не промахивается. Нет никакой разницы, потому что аллигаторы все одинаковы.
— Потратить жизнь? — скептически переспросил мантиец и засмеялся. — Алан, это естественный, фоновый процесс… если вы будете живы к тому дню, когда мы возьмём Сердце Тысяч, пожалуй, я вывезу вас на Манту.
Директор озадаченно кашлянул и снова сел на перила.
— На что же я вам там сдался? — поинтересовался он.
— А мы посадим вас в клетку, — благожелательно сообщил мантиец. — Чистую, светлую клетку с кондиционированным воздухом, пахнущим хвоей или морем. Дети будут смотреть на вас, как на диковинного зверя. Многим интересно, что вы станете делать там, где нет ни денег, ни власти. У вас наверняка отыщется какое-нибудь безобидное увлечение.
Йеллен сощурился.
— А я бы взял вас на работу, Эрт, — сказал он. — Выбивать долги из злостных неплательщиков. Человечности в вас не больше, чем в хищной рептилии. Старый вы аллигатор. Так-то вы и кружите возле Сана Айрве, целитесь вцепиться ему в горло. Но он матёрый хищник, этот ваш великий учитель и Председатель, коварный как весенний лёд. Страшный противник. Не боитесь, Эрт?
— Вы мыслите категориями своего общества, — безмятежно ответил Эрт Антер. — Агрессия, хищники, челюсти… у нас всё иначе.
Директор засмеялся.
— Но если вы промахнётесь, вам придётся посвятить себя какому-нибудь безобидному увлечению.
— Возможно, — мантиец с равнодушным видом развёл руками. — Но перейдём же к делу, наконец. Вы гордитесь своей торопливостью… а милитаристские настроения в вашем обществе до сих пор слишком слабы. Сан Айрве отказывается вступать в гонку вооружений.
— А где угроза, против которой должны вооружаться мы? — Йеллен скривил рот, выпрямился и стал расхаживать по балкону туда-сюда. — Эрт, чёрт вас побери, вы глава Комитета Коррекции. Пока интервенция ведётся по вирусной схеме, нужного накала не будет. Я понимаю, что вы пытаетесь остаться в стороне…
— Я не всесилен.
— Я тоже. Но у вас всё решает харизма и энтузиазм, а у нас есть ещё вопросы финансирования.
— Я в курсе. Внешние сферы наводнены нашими разведчиками. Что вам ещё нужно?
— Ваши разведчики не предпринимают никаких решительных действий. Эрт, ну не мне вас учить, — раздражённо сказал директор, — отправьте в разведку идиотов. Мы спустим на них какие-нибудь пиратские шайки. Будет пальба, а из пальбы можно что-нибудь извлечь.
Мантиец молчал. Лицо его стало тёмным, уголки губ опустились.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Но где вы возьмёте пиратов на новейших кораблях? Идиотов нельзя проинструктировать, они будут действовать всерьёз и так просто не уступят. Это неспортивно.
Йеллен ухмылялся. Он выглядел довольным.
— Это уж наше дело, — сказал он. — Можете захватить парочку кораблей, вам с вашими биотехнологиями они всё равно погоды не сделают, а тут начнётся истерия… вы видите, Эрт, я иду вам навстречу, практически играю за вас.
— Я это ценю, — сухо сказал тот.
— На Манте тоже станет неспокойно. Аппарат внешнего влияния вооружат до зубов, — Йеллен весело оскалился, — жаль, что вы не можете взять власть силой, Эрт, человек бы не упустил случая. Но позвольте вопрос: когда вы свалите Сана Айрве, что вы будете делать со всем этим оружием?
Мантиец поморщился и отвёл лицо.
— Переплавим, разумеется. Вы прекрасно знаете, Алан, мы можем имитировать агрессию только при острой необходимости. И нам это неприятно.
— Но у вас хорошо получается, — заметил директор. — Впрочем, закончим на этом. У меня к вам одна личная просьба.
Эрт Антер поднял глаза.
— Да?
— Будьте осторожнее с Циалешем, — мягко сказал Йеллен. — Я кое-кому обещал, что он останется цел.
Мантиец на мгновение задумался, а потом улыбнулся.
— Циалеш? — переспросил он. — Помню, помню. Планета, на которой умудрились перевербовать нашего агента.
Йелен задрал бровь.
— Непохоже, чтобы вас это огорчало.
Эрт Антер тихо засмеялся.
— Почему это должно меня огорчать? Планет много, агентов тоже. Агент, проваливший миссию на Циалеше, к слову, был воспитанником нашего Сана Айрве. Председатель сильно сдал на этом. Вследствие чего произошло много перестановок, лично для меня — приятных.
Йеллен так и засветился. Во взгляде его была почти любовь.
— За вами глаз да глаз нужен, Эрт.
Они поглядели друг на друга и улыбнулись одинаковыми улыбками.
