начиная доить Милку. Не успела жена дочку обучить рецептам божественным, а сам он… Есть — да, а готовить… Не то чтобы не мог или не умел, скорее не любил. Особенно что-то сложное и выдерживания рецептуры требующее. Да и некогда, в сезон работать надо, а в межсезонье сейчас учеба в храме ближнем, ранее, во времена темные, светом Велеса не озаренные, такоже заботы хватало.
Коза расстаралась, дала столько молока, что Созону отхлебнуть пришлось, чтобы все в горшок влезло.
— Вот спасибо тебе, кормилица, — похлопал по боку козы Созон.
— Мее, — ответила та, но как-то тоскливо, и на свет из ворот хлева пробивающийся посмотрела.
— Ничего, скоро родишь, а там и на пастбище со всеми ходить будешь, — утешил ее Созон, решив порадовать младших. Никандр с Парфением давно его просили разрешить вывести козочку за огород и немного на свежей травке попасти.
Вернувшись в дом и поставив горшок с молоком на стол, Созон сел на настоящий стул со спинкой, купленных женой в конце межсезонья специально для него, и принялся наблюдать за Клио и остальными детьми. Дочка сноровисто управлялась по хозяйству, ловко орудуя ухватом в печи, младшие пострелята успели на огород сбегать и овощей принести. «Уже и помыли, молодцы», — оценил их старания Созон и решил помочь Федосию настрогать салат. Совместными усилиями семья быстро накрыла стол, расселась, и Созон прочитал короткую благодарственную молитву, не забыв помянуть и Анфису.
— Тять, а когда мама вернется? — спросил Парфений.
— Седмица еще, от силы декада, — ответил Созон, прикинув в уме, сколько прошло с того момента, как жена отправилась рожать в лечебницу при храме.
Хоть и непривычное такое было, да только за последний сезон в деревне их ни одна баба от горячки послеродовой не померла, и младенчики все выжили. Правда, в соседней деревне одна роженица все же ушла к Велесу пресветлому, но там вина волхва нерадивого была. То ли молился недостаточно усердно, то ли самонадеянным по молодости оказался, то ли вовсе в грех гордыни впал, решив, что, раз крупицу силы божьей получил, так сам теперь со всем и справится. Поздно из-за него ангел явился. По словам мужиков соседних, спешил он очень, да только все одно опоздал. Хоть и сошел прямо с небес, хоть и пал звездою огненной, круг земли выжженной оставив, хоть и горели его глаза светом божественным, да силы ангельской лишь младенца спасти достало. «Все от небрежения малого», — поежился Созон, вспомнив силу посланцев Велеса и глас их неземной, когда приходили они объяснять им, простым крестьянам, как техникой разной чудной пользоваться. «Хоть и без матери теперь младенчик, зато в чертогах бога расти будет», — подумал Созон с благоговением.
— А куда мы колыбельку поставим? — отвлекла отца от мыслей Клио.
— То Анфиса сама решит, — сказал Созон, после кратких раздумай. — Но ты о местах подумай, — улыбнулся он дочери.
— Ага, — кивнула она с серьезным лицом, и тут же начала рассуждать о том, что раз сезон настал, так скоро ночи совсем теплые пойдут, значит, младенчику у окна хорошо будет.
— И кровососы разные тебе спасибо скажут, — усмехнулся Федосий.
— А мы, как у Луутов, сетку на окно повесим, — парировала Клио.
— Сетка денег стоит, — возразил Федосий.
— Всего семьдесят монет, — отмахнулась Клио.
— Всего, — фыркнул Федосий, — ты их заработай сперва.
— Восемь десятков яиц в городе продать, или сыра головню, может, даже половину, — задумалась Клио.
— А если в город поедем…
— … или на ярмарку, — подхватил за младшим братом Никадор, — сладостей еще давайте купим.
— И маму с младенчиком угостим, — добавил Парфений.
Созон от такого предложения расхохотался, старшие дети тоже зафыркали, но по-доброму. Никадор же, как большой, принялся втолковывать Парфению о том, что младенцы сладости не едят. Правда, аргументировал он это тем, что у них еще зубов нет, на что, пока еще самый младший член семьи, вполне резонно заметил: «Палочки сладкие и сосать можно». Озадаченная мордашка Никадора вызвала новый приступ хохота.
— Будет вам и сетка, и сладости, — утер выступившие от смеха слезы Созон, и вытащил из-за пазухи божественный артефакт.
Сняв цепочку с тонкой матовой пластинкой, он провел по ней пальцем, и на ее поверхности появилось изображение. Робко коснувшись его, Созон сдвинул картинку со своей фотографией, именем, датой рождения и прочими данными в сторону. Теперь поверхность артефакта отражала таблицу. Сердце Созона пропустило удар, и он старательно зашевелил губами, вчитываясь в новые строки.
— Родила мать, — улыбнулся он, осознав прочитанное. — Дочку.
— Сестренка, — захлопала в ладоши Клио, мигом забыв о том, что последнее время держала себя солидно, как и подобает старшей женщине в семье.
Уняв волнение, Созон сделал еще пару осторожных движений заскорузлым пальцем, и на пластинке божественно артефакта отобразилось то, в чем современники Александра по первой жизни узнали бы банковский счет или электронный кошелек.
— Вот, наместник, долгие лета ему и принцу, уже монеты… перевел, — вспомнил Созон мудреное слово. — Тут не только на сетку со сладостями, но и много на чего еще хватит.
— Бать, а можно, ну, ты ж помнишь, — замялся Федосий.
— Помню, помню, — усмехнулся Созон.
— Желто-красный берите, — фыркнула Клио.
— А… — стал совсем пунцовым Федосий.
— Да что я, Агнесску твою не знаю что ли, — перебила его Клио.
— Тебе-то что Клеомен подарить обещал? — пришел на помощь Федосию Созон.
— А… Ну…
— Помидоры, — шепнул Парфений Никандру. Разумеется, его услышали все, ведь он шептал более чем громко.
— Спелы томаты, — шепнул тот в ответ. Естественно, сделал он это, так же не слишком-то сдерживая голоса.
Работать в поле Созон отправился в великолепном настроении. Колесная основа, да со сменным инструментарием, да когда все по науке… «За ладонь дней того не делал», — устало утер вечером пот Созон, и любовно осмотрел обработанное поле. «Завтра закончу, потом день на удобрения, там севом займусь, — начал он прикидывать в уме план работ, — как раз день останется на картошку с огородом. В храм сходим, молитву Велесу вознесем — и в город за женой поеду», — подвел он итог нехитрому перечню дел и повел могучего жеребца в деревенскую конюшню.
Обиходив божественную лошадку, за два сезона вымахавшую от крохотули-жеребенка до здоровущего, смирного, умного и работящего битюга, Созон взялся за плуг. Провел техническое обслуживание, сделал все по науке, как учили, еще и колеса маслицем смазал, да прокрутил, чтобы разошлось и ровнее легло. Нравилось ему с механизмами возиться, и за бегом спиц смотреть любил. Сразу вспоминалось, как в храме надевал на ночь шлем особый, на похожее мельтешение глядел и засыпал.
Чудесные сны он видел во время учебы. Узнавал невероятные вещи, бывал в таких местах,
