На глазах у Койны наворачивались слезы. Она хотела задать вопрос: «Что же хорошего в моем выступлении перед Советом?». Но Диос не останавливался:
— Вы не спросили меня о главном. Вы не спросили, почему амнионы так настойчиво хотели уничтожить «Трубу». Они явно напуганы чем-то. Они не отважились бы на акт вторжения, если бы другая альтернатива не казалась бы им еще хуже.
Он был прав. Койна так расстроилась его предыдущими объяснениями, что не уловила очевидный смысл последних новостей.
— Энгус дал нам несколько ответов, — продолжил Уорден. — Я поделюсь с вами одним из них. У Ника Саккорсо имелось иммунное лекарство против мутагенов. Он получил его от Хэши. Однако амнионы не знали, откуда он достал его. Мне кажется, они решили уничтожить антимутаген до того, как весть о лекарстве разнеслась бы по человеческому космосу. Мы с Мин считаем, что «Труба» прилетела в систему Массива-5 только потому, что там находилась контрабандная лаборатория, где Вектор Шейхид мог проанализировать лекарство.
— Подождите минуту, — потрясенно запротестовала Койна. — Иммунное лекарство против мутагенов? И Ник Саккорсо получил его от Хэши? — Бы хотите сказать, что мы имели антимутаген и держали его в секрете?
Идея была такой ужасной, что Койна не верила своим ушам.
— Да. По прямому приказу Холта Фэснера.
В голосе Уордена появились жесткие тона.
— Фактически он остановил бы исследования, если бы я не уговорил его держать антимутаген в секрете. Для разового использования Бюро по сбору информации. Но когда «Труба» покидала астероидный пояс, она транслировала формулу лекарства на всех частотах. Этот факт я тоже скрыл от Холта Фэснера. Если он узнает о нем до вашего выступления перед Советом, Дракон избавится от меня с такой скоростью, что никто не поймет, как это случилось.
«Ах, Уорден, — молча простонала Койна. Ее сердце задрожало от обиды. Оно стало хрупким, как бокал, который вот-вот ударится об пол. — Фэснер приказал тебе предать человечество! И ты мирился с этим?»
Однако Диос продолжал свой инструктаж.
— Вы не считаете, что это нужно предать публичной огласке? — спросил он, словно интересовался ее мнением. — Вам не кажется, что Игенсард должен узнать о таком вопиющем преступлении?
Он как бы спрашивал: «Разве это не важнее того, что произойдет со мной?».
— Иначе для чего же нам тогда руководитель службы протокола?
Она промолчала. Диос был прав. Служба протокола предназначалась именно для этого. Койне следовало исполнить свой долг: рассказать всю правду об организации, в которой она работала; очистить ее от мерзких слоев предательства и лжи.
Собравшись с силами, она ответила:
— В указанный срок я вылечу на Сака-Батор. Директор Диос, ваше задание будет выполнено.
«Я сделаю эту работу с той же убежденностью, с какой ты делаешь свою».
Койна быстро отключила интерком, чтобы не слышать благодарностей Уордена за свое согласие участвовать в его публичной казни. Забыв о подготовке к заседанию Совета, она опустила голову на руки и горько заплакала.
Особый советник Максим Игенсард был амбициозным человеком. За непритязательной внешностью скромного служащего скрывался непризнанный гений, жаждавший власти и славы. Все его поступки и планы вели к единственной цели: к удовлетворению этой неуемной жажды.
Он не знал сомнений или угрызений совести. Его цель казалась такой правильной и нужной, что он не подвергал ее анализу. Фактически он вообще не думал о ней, так как жизненно важные вопросы не требуют особых размышлений. Тем не менее он добивался ее с потрясающей и прямодушной убежденностью, которая преодолевала все препятствия. Даже во сне — хотя по стандартам коллег он спал сравнительно мало — Игенсард разрабатывал пути к желанной цели.
Стыдясь облечь свои желания в слова, он подавал их в упаковке лжи Простой язык дискредитировал бы страсть его амбиций и неземное величие предполагаемых достижений. Однако если бы его каким-то образом убедили определить свою цель, он сказал бы, что хочет стать главой полиции Концерна Рудных компаний. Почему? Да потому что он был рожден для этой должности. Она изначально принадлежала Игенсарду. Он должен был стать ваятелем истории и пастырем огромного количества людей, которые по сути своей ничем не отличались от стада глупых овец и баранов. Естественно, он всеми силами изобличал Уордена Диоса и считал его смещение с должности величайшим благом для всего человечества.
К сожалению, он был далек — ужасно далек — от поставленной цели. По этой причине ему приходилось заниматься не обоснованием своих амбиций, а способами их достижения — то есть концентрировать внимание на вопросе «как» и обходить молчанием вопрос «почему».
Пока Игенсард добился лишь того, что его назначили специальным советником. Этот важный шаг в нужном направлении не только уполномочивал его на расследование дела Термопайла, но и давал ему систему рычагов. Отныне он мог решать другие насущные вопросы.
Откровенно говоря, Игенсард хотел опорочить Уордена Диоса — напрямую или через его подчиненных — до такой основательной степени, чтобы вынудить Холта Фэснера заменить главу полиции. Однако это неизбежно привело бы к потере репутации самого директора Концерна Рудных компаний и, следовательно, к его справедливому гневу — что, в свою очередь, воспрепятствовало бы назначению Максима на место Уордена Диоса. Дабы уменьшить гнев Холта Фэснера, а также тонко продемонстрировать свою лояльность, Игенсард решил атаковать главу полиции такими методами, которые не задевали бы честь главы Концерна рудных компаний.
Вот почему он до глубины души был оскорблен законопроектом об отделении полиции, который выдвинул придурковатый старый Вертигус. Законопроект об отделении превращал его расследование в прямое нападение на Холта Фэснера. Он ставил Игенсарда в позицию сторонника Вертигуса, а это могло вызвать враждебность главы Концерна.
Он рассмотрел — и тут же отверг — вариант достижения своих амбиций без поддержки Холта Фэснера. В принципе, его могли бы назначить вместо Диоса и после отделения полиции от Концерна — могли, но вряд ли бы назначили. Руководящий Совет был сборищем глупцов. Каким-то стадом тупых болванов! Они не замечали его прекрасного знания полиции и великолепных административных способностей. Вместо этого советники трусливо признавали власть такого жалкого и бесполезного чиновника, как Уорден Диос.
Вполне естественно, что он ненавидел Диоса и Хэши Лебуола. Их недавняя видеоконференция с Советом нанесла ему подлый удар. По его сценарию он должен был выбивать у дрожавших и упиравшихся оппонентов признания в совершенных ими должностных преступлениях. Когда же они добровольно подтвердили обвинения Игенсарда, важность его расследования была сведена к нулю. Они превратили труд Максима в банальность. Он ничего не получал от такой откровенности Диоса. Он должен был уличить его лично — и уничтожить своими собственными руками.
