– Я хочу помочь, и открыто говорю об этом. Рапорта пока не будет.
– Единственное, чем вы можете помочь – объективностью. Никаких пристрастий и увлечений. Вы хороший человек, поэтому я не хочу, чтобы вы пострадали. Я доверила вам тайну, распорядитесь ею разумно. Ведите расследование, наблюдайте, собирайте факты. Только не угрожайте мне, как Донован, а то я разозлюсь.
Она не дождалась ответа и пошла широким шагом к дому.
Том был в лаборатории. Эл спустилась к нему и спросила:
– Тут еще есть нормальный душ?
– Да. Где и обычно. Твоя одежда в шкафу, я приобрел кое-что. Контейнер там же.
Эл подошла и облокотилась на стол.
– Что моделируешь на этот раз?
– Двадцатый век. Самый конец.
– Специально?
– Да. С момента твоего исчезновения многое изменилось. Думаю, тебе будет интересно, – сказал он.
– Ты будто мысли мои читаешь.
У Тома все дрогнуло внутри.
– Наши интересы совпадают? – спросил он.
– Да. Только пока я не знаю, как это осуществить. Не сразу. – Последние слова она сказала самой себе.
Она удалилась. Том решил навестить инспектора.
– Вы голодны? Скоро будем обедать, – сообщил он. – Вам удастся поесть настоящие продукты, а не синтетику. То, что ели наши прадеды. Это даже не гибриды.
Реакция Рассела выбила его из равновесия.
– Том, вы хоть от части понимаете, что ей грозит? – пристально глядя на историка, спросил Курк.
Он был напряжен и не казался грузным увальнем, взгляд был не сонным, а резким.
– Я знаю, что ей будет очень тяжело, но исход всей этой истории целиком зависит от нее. Ни вы, ни я, ничего сделать не сможем, а если что-то и сможем, то это лишь облегчение, а не решение вопроса. Рассел, не поддавайтесь эмоциям, это плохо кончиться. Делайте свое дело, я буду делать свое, а Эл пусть сама найдет выход, потому что кроме нее – некому. Поверьте, мы знаем одну Эл, а она может оказаться и другой. Никто, даже она сама, не знает, на что способна эта миловидная особа. Она осмелиться на то, что нам покажется безумством. Осторожно инспектор, я сейчас говорю не для рапорта. Успокойтесь и дайте ей передышку. Не спросили, сколько суток она опять не спала?
В это время Эл вышла на террасу в легкой блузке и брюках. Она выглядела необычно домашней в этом наряде.
– Сплетничаете? – со смехом сказала она. – "Эта особа" зовет вас обедать. А если мозги кипят от нетерпения, мокните свои головы в океан.
Обед состоял из свежих фруктов и овощей, настоящего риса и чая. Они сидели за маленьким столиком и все трое сосредоточенно жевали.
Курк никогда не ел таких продуктов и пробовал всего понемногу, опасаясь за желудок. Эл ела с закрытыми глазами, удовольствие было написано на ее лице. Прежде чем отправить кусок в рот она принюхивалась и облизывалась. У Курка к середине трапезы при взгляде на нее сводило скулы. Эл ела с наслаждением, но без жадности.
– Том, я хочу обыграть тебя в шахматы, – доедая яблоко, сказала Эл.
– Ни за что, – парировал историк.
– Если вы сыты, инспектор, предлагаю быть нашим секундантом. Шахматы – это древняя тактико-стратегическая игра… – стал объяснять Том.
– Не надо. Я знаю, что такое шахматы, – сказал Рассел.
– Тогда к столу! – воззвала Эл.
Они достали настоящую доску и старинные антикварные фигурки. Игра началась.
Эл проиграла партию через полтора часа.
– Я слишком устала, – оправдывалась Эл. – Том, у тебя найдется сухое дерево на этом островке жизни и изобилия? Страсть как хочется костер запалить.
– Я это предвидел. Рассел, вы когда – нибудь жгли костер?
– Нет, – пожал плечами Курк. – Ни к чему было.
– Вы не попадали в катастрофы, не бродили в одиночку в лесу, не охотились? – удивилась Эл.
– Никогда, – ответил Курк.
– Вы родились инспектором, – заключила Эл. – Это надо исправить.
Затея Расселу не понравилась, он был воспитан в других условиях.
– В двадцатом веке это уже было развлечением для так называемых цивилизованных людей. Сейчас об этом вообще никто не думает. Хотя не стоит обобщать, люди разные, – размышляла Эл.
– А что обычно делали с костром?
– Грелись, готовили еду, пели песни. Много чего.
– Песни? – спросил Рассел. – Ты умеешь петь?
– Все умеют петь. Люди не могут не петь, если только у них не черствая душа. Идите за мной, – позвала она.
Они нашли место для костра в дальней части острова. Эл выбрала место, где ветер дул не сильно. Тщательность и быстрота, с которой она развела огонь, говорили об опыте. Рассел наблюдал ее манипуляции и думал, что так она спасается от мыслей о надвигающейся проблеме.
– Ты хотела спеть, – сказал Том. – Спой что-нибудь, какую-нибудь древнюю песню.
Эл задумалась. Наступила полная тишина, только костер потрескивал, нарушая молчание. Эл подняла голову и запела, на незнакомом языке. Она обладала тонким и чистым голосом. Рассел оцепенел, что-то изменилось в ней в этот момент. Она растворилась в своей песне, черты лица смягчились, взгляд стал туманным, в глазах мерцало отражение огня, и казалось, что они сами горят.
Эл закончила петь и закрыла глаза. Они некоторое время молчали.
– О чем песня? – спросил Том.
– О любви, – ответила она. – Самые красивые песни всегда о любви.
– А язык? – спросил Курк.
– Русский.
Курк вдруг понял, что за много лет монотонной работы в его жизни не было такого дня, как сегодня. Он никогда не прыгал в воду с борта катера, не приручал дельфина, не проходил сквозь время, он ничего в жизни не делал, кроме своей работы. Он исследователь-аналитик, его дело искать и сопоставлять факты, делать выводы, исследовать. Но это лишь теория. Он словно не жил. Его натуре чуждо безрассудство. Он по-доброму позавидовал Эл. Он хотел затеять разговор еще в порту, но не стал торопиться. Недавнее откровение Тома заставило его подумать о том, что Эл действительно человек, необычный, яркий, которого стоит уважать. Она не спрячется и не станет уходить от проблем. В этом деле она его соперник, достойный соперник. На всем протяжении разбирательства окружающие люди неизменно старались ей помочь, их было не мало, на Земле у нее есть более близкие люди, даже дельфин. Курк почувствовал свое одиночество. Рассел всегда жил один, его старомодные предки не стали продлевать себе жизнь. Не так давно умерла мать, с отцом отношения были натянутые. Отец, капитан дальней разведки в отставке, тоже доживал последние годы. Курк ни о ком не заботился эти годы, только о самом себе и своей работе. Нрав Рассела, его бескомпромиссность и чрезмерная замкнутость сделали из него одиночку. Начальство ценило его, а коллеги недолюбливали. В этой девушке он усмотрел часть своей натуры, задушенной в детстве и юности рациональностью и стремлением только к разумным и взвешенным, осторожным действиям. Возможно, оттого он так захотел помочь ей. И еще потому, что давно стал осознавать, что в конфликте с Галактисом многое неясно и искусственно раздуто, словно некий скрытый механизм портил и портил отношения. Эл была не виновата, что попала к спасателям. Рассел был на ее стороне, хоть и скрывал это от радикально настроенного Донована и сослуживцев, потому он и выбрал путь правды, чтобы казаться объективным.
