Она помнит как съёжился, посерел тогда Кеноби под её взглядом:
«Он не оставил нам выбора».
«Которого у него никогда не было!.. – она взяла сына на руки. Люк смотрел на неё глазами Энекина Скайуокера. Смотрел молча и спокойно, как будто понимал, что решается его судьба. И от этого совершенно не детского взгляда ещё более тяжело и неспокойно становилось у неё на сердце. - И у меня тоже нет выбора».
Как мать, она не могла позволить злу коснуться её малышей. Пусть ценой собственного спокойствия, пусть даже ценой собственной жизни, но дети джедая Скайуокера должны жить. А она будет жить памятью о них.
Как сенатор Республики она не могла сдаться, вычеркнуть, вырвать с корнем вросшие в её натуру понятия о долге и чести. Она должна выполнить свой долг. До конца. Долг гражданский и материнский, и долг памяти Энекина.
Ей всё равно, что говорит Кеноби…
Ей всё равно, что говорит Бэйл…
Не верю…
Потому что «Люк – означает Свет».
Она никогда и никому не говорила об этом. Эни не вернёшь. И его слова – только для неё. В ней они и останутся…
У неё не было выбора. Она даже заплакать толком не могла, когда увозили её сына.
«Только не плачь, Падме, только не плачь… Не время для слёз».
Они шли в ангар, где для Кеноби и Люка был приготовлен крошечный транспорт. Органа нёс вещи – Оби-Вана нагрузили всем необходимым так, что в тесной кабине едва нашлось место для пилота и маленького пассажира. Она – закутанного в одеяло спящего Люка, одна в тумане своего горя.
Она сделала всё, что могла. Оставалось лишь надеяться… На что?
Кеноби по крылу спустился ей навстречу. Протянул руки.
«Вы страшный человек, джедай Кеноби. Сначала вы отнимаете у меня мужа, теперь сына…»
«Простите меня, Падме. Ради Силы, простите…»
В ответ на тихий, виноватый голос рыцаря она вдруг разрыдалась:
«Нет, не могу… Не отдам!»
Прижала к себе сына так, что тот пискнул, а потом заревел в голос.
«Забирайте мальчишку, Кеноби!»
Это Бэйл. Её, цепляющуюся за детское одеяльце, оторвали от сына, потащили прочь. Как тогда, на Мустафаре…
«Лю...» - она не успела крикнуть, крепкая ладонь Органы зажала ей рот.
И вот уже рвётся пламя из раструбов двигателей, щёлкнул, потерянно и безнадёжно, фонарь кабины и не слышно уже надрывного детского плача. Бэйл, наконец, отпустил её, и она побежала вслед за взмывшим в звёздно-тёмное небо истребителем, в последний раз взмахнула рукой, глядя на расплывающиеся перед глазами яркие точки. Звёзды… Вот, что ей сейчас нужно…
И она закрыла глаза, без сил рухнув на колени, словно возвращаясь в далёкое детство, когда обращаясь со своими бедами и горестями к безымянному кому-то, живущему среди сияния созвездий, получала помощь и защиту. Теперь он обрёл имя.
«Если ты меня видишь… Если ты меня слышишь… Помоги ему, прошу тебя. Защити и сохрани, огради от бед… Где бы ты ни был… Энекин!!!»
Да, теперь было имя. Дарт Вейдер, Лорд Ситхов. И с этим знанием ей предстояло жить...
* * * * *
В дверь постучали. Сначала негромко. Потом кто-то нетерпеливо забарабанил вновь. Ругаясь сквозь зубы и пытаясь на ходу попасть в рукав халата, Органа распахнул дверь, собираясь высказать позднему визитёру всё, что он думает о последнем, но на пороге, устало прислонившись щекой к дверному косяку, стояла Падме.
Падме? Какой приятный сюрприз! Чем обязан?
Он глянул на неё быстро и оценивающе – тает на глазах. Впрочем, ничего нового…
Бэйл, почему ты мне не сказал?
О, а вот это что-то новенькое! С места в карьер? Хотя это как раз таки как всегда, но вот сама постановка вопроса… Органа скептически задрал бровь:
Не сказал ЧТО?.. Подожди, Падме, зайди…
Убедившись, что в коридоре нет ни слуг, ни дроидов, альдераанец заблокировал дверь.
Ну что ж, я тебя внимательно слушаю.
Следующие слова повергли вице-короля Альдераана в состояние шока:
Бэйл, я знаю, что Энекин жив. И… я возвращаюсь на Корускант!
Органа молчал довольно продолжительное время. Потом, справившись, наконец, с рукавом и тяжело вздохнув, опустился в кресло, кивком головы пригласив женщину сделать то же самое.
Падме… Извини за нескромный вопрос, но… может быть стоит пригласить врача? Ты, вообще-то, как?.. – Бэйл невразумительно покрутил рукой в воздухе, выражая, по-видимому, некоторую озабоченность её душевным здоровьем.
Я в порядке, Бэйл.
Не сказал бы…
Уверяю тебя.
Падме, дорогая, - она нахмурилась в ответ на его тон лечащего врача, но промолчала, - поверь, я ценю твои чувства, но не кажется ли тебе, что ты… мнэээ… несколько перегибаешь палку?
Нет, Бэйл. Не кажется. – Падме выпрямилась в кресле, вцепившись в подлокотники. – Извини, сегодня я заходила в твой кабинет – тебя не было, но… в общем, я взяла пару холокристаллов. Просто старые записи заседаний Сената… - она осеклась, но, не встретив возражений со стороны Органы, продолжила. – И ты там тоже был, Бэйл.
Альдераанец с честью выдержал строгий испытывающий взгляд экс-сенатора.
Был где?
- Год назад. Торжественный приём в честь годовщины провозглашения Палпатина Императором.
Конечно, был. Прости, Падме, а какое это имеет отношение к сути твоего визита?
Тогда ты должен был его видеть, - закончила молодая женщина.
Кого? – устало протянул Органа, мысленно проклиная своё минутное головотяпство и прикидывая возможные пути отступления.
Скайуокера, конечно.
Да ну?
Ещё один взгляд в упор.
Вейдера.
Ну, вот всё и встало на свои места. Тайное стало явным. И всё же… Бэйл театрально расхохотался.
Ох, Падме, прости, пожалуйста! Но…
Не нужно блефа, Бэйл. Я идеалистка, да к тому же, как оказалось, ещё и порядочная дура, но не слепая. И Скайуокера я узнаю… - она вновь запнулась, переходя на шёпот. – Впрочем, не важно. Всё неважно, кроме того, что он жив. Вот только…
Только что? - Органа запоздало понял, что этим заданным машинально вопросом фактически признал в Вейдере официально погибшего джедая. Она же смотрела теперь куда-то мимо него, мимо вообще всего. Потом обернулась со странной, пугающей полуулыбкой на лице – как будто решила для себя что-то важное, поняла, услышала вдруг?..
Бэйл, а вы ведь его бросили… Подумай об этом. Да, я знаю – вы оба, ты и Оби-Ван считаете его… своим врагом, но это не повод… я сама хочу разобраться во всём. И разберусь. Может быть ещё не поздно…
