Корженовский закрыл глаза, лоб избороздили глубокие морщины. Он не мог не знать, откуда берутся и что означают эти обрывки фраз, все чаще нарушавшие привычный ход мыслей. Когда к его дублям «подселили» ядро психики Патриции Васкьюз, чтобы объединить их и образовать личность Инженера, то вместе с этим каким-то образом перекочевали ее воспоминания и устремления. Теоретически это было мало вероятно. Но в момент записи сознания Васкьюз была крайне взволнована, а Корженовский подвергся столь необычному «дроблению», что мало походил на учебную модель буфера для перезаписи личности.
Он не противился ее вторжениям, пока они не противоречили его планам, не бередили душу. Но знал: расплата близка. Потребуется серьезная перестройка личности.
Но ведь это небезопасно… Вправе ли он рисковать собой, находясь в центре событий, направляя усилия всего Гекзамона?
Из отверстия скважины раздался голос:
— Конрад!
Корженовский поморщился, оглянулся. Ольми. Они не виделись и не говорили друг с другом уже несколько недель. Инженер раскинул руки, чтобы остановить вращение, и поплыл из центра пузыря к скважине.
Они перекинулись пиктами дружеских приветствий, затем обнялись, что при гравитации, близкой к нулевой, оказалось непросто.
— Я нарушил твой отдых. — Ольми пиктом выразил сожаление.
— Пустяки. Рад тебя видеть.
— Ты слышал?
— Что?
— У Гарри Ланье сильное кровоизлияние в мозг.
— Ах, черт! Он же не защищен… — Корженовский побледнел. — Жив?
— Еле дышит. Слава Богу, Карен была рядом и буквально через несколько секунд связалась с Крайстчерчем.
— Проклятая старотуземная гордыня! — В возгласе Корженовского прозвучал не только его гнев.
— Врачи прилетели через десять минут. Нужна реконструкция мозга. Очень уж большое омертвение.
Корженовский закрыл глаза и медленно покачал головой. Он не одобрял насильственного лечения, но сомневался, что Гекзамон смирится с выбором Ланье.
— Довели человека, — с горечью произнес он. — И мы все руку приложили…
— Да, мы виноваты, как ни крути, — кивнул Ольми. — Если Карен согласится на реконструкцию, врачи поставят Гарри на ноги. Но тут не обойтись без медицинских услуг, которые всегда были у него в черном списке.
— А Рам Кикуре ты сказал?
Ольми отрицательно качнул головой.
— Она под домашним арестом, никак с нею не связаться. Да я и сам на коротком поводке.
— Я тоже, — сказал Корженовский. — Но могу его растянуть, чтобы потолковать с влиятельными людьми.
— Неплохо бы, — улыбнулся Ольми. — Боюсь, мой политический статус на сегодняшний день весьма расплывчат.
— А что так?
— Я отказался возглавить Силы Обороны в условиях ЧП.
— И правильно сделал. А почему отказался, если не секрет?
— Секрет. — Ольми опять улыбнулся. — Потом все объясню. Сейчас рано. Между прочим, в ближайшее время со мной будет нелегко связаться. — Последнюю фразу он выстрелил пучком пиктов, видимо, она не предназначалась для чужих глаз и ушей. — Если понадобится что-нибудь мне передать, пожалуйста… — Ольми добавил еще несколько символов.
Корженовский просигналил:
— Мне без тебя будет очень тоскливо. И без Гарри, и без Рам Кикуры.
Ольми понимающе кивнул.
— Может, мы еще соберемся вместе. Если будет на то воля Звезды, Рока и Пневмы.
Он улетел обратно в скважину. И снова Корженовский одиноко плавал в пузыре, а рядом вращались машины — красные шары с серыми кубами. «Какой тут отдых?» — подумал Инженер и вернулся к работе.
Ланье цеплялся за край колодца. Стоило разжать пальцы и застыть в ожидании падения, как кто-то подхватывал его. Он не мог умереть и злился на непрошеного спасителя. Пока жил, он был вынужден терпеть кислый похмельный привкус во рту и постоянное жжение во внутренностях. Когда сознание на миг прояснялось, Ланье пытался вспомнить, кто он такой, но ничего не получалось.
Вокруг взорвался свет. Казалось, он купается в божественном сиянии. Внезапно Ланье услышал внятные фразы — первые за очень долгий, как ему мнилось, срок.
— Все, что могли, мы сделали. Без реконструкции.
Он поразмыслил над этими словами, такими знакомыми и при этом такими чужими.
— Он бы на нее не согласился.
«Карен».
— Раз так, мы больше не в силах помочь.
— А он придет в сознание?
— В известной степени, он уже в сознании. Возможно, даже слышит нас.
— А говорить может?
— Не знаю. Спросите.
— Гарри, ты слышишь?
«Да, Карен, но почему бы вам не отпустить меня на тот свет? Ведь работы не осталось…»
— Какая работа, Гарри?
«Возрождению конец».
— Возрождению… конец… Гарри, ты очень болен. Ты слышишь меня?
— Да…
— Не могу я вот так запросто дать тебе умереть. Я обратилась в Крайстчерч, в лечебный центр Гекзамона. Они сделали все, что от них зависело, но…
Он по-прежнему не видел и не мог понять, открыты его глаза или нет. Божественное сияние сменилось коричневой мглой.
— Не позволяй…
— Что?
— Не позволяй им…
— Гарри, скажи, что мне делать?
— Что за… реконструкция?
— Господин Ланье, — вмешался чужой голос, — без реконструкции вам окончательно не поправиться. Мы ввели в ваш мозг крошечных роботов. Они восстанавливают нервные клетки.
— Не надо нового тела…
— Не беспокойтесь, у вас нормальное тело… в известной степени. Поврежден мозг.
— Никаких привилегий.
— О чем это он? — спросил кто-то третий.
Ответила Карен:
— Он не желает элитарного лечения.
— Господин Ланье, это стандартная процедура. Вы имеете в виду… — голос понизился. Фраза адресовалась кому-то другому, быть может, Карен: —…что он против хранения в импланте?
— Всегда был против.
— Ничего подобного тут не потребуется. Обыкновенная медицина. Вы же раньше не отказывались от медицинской помощи, верно?
— Не отказывался. Жизнь трудна…
— Но я должен заметить, что при своевременном обращении в Крайстчерч развитие болезни было бы остановлено.
— Вы — с орбитальных тел? — медленно произнеся эти слова, Ланье открыл глаза (то есть ощутил, как разлепляются веки), но ничего не увидел.
— Я там учился. Но родился и вырос в Мельбурне.
— Ну, хорошо, — сказал Ланье. Выбирать, похоже, не приходилось.
Где-то вдалеке плакала Карен. Звуки стали тише, коричневая мгла сгустилась в черноту. Прежде чем лишиться чувств, он услышал новый голос, на сей раз с русским акцентом:
«Гарри, помощь близка. Держись, старина».
