Это Хикахи.
Теперь Тошио слышал шум работающих дельфинов. Быстрые трели на тринари, не разложимые на отдельные слова для человеческого слуха, скрип доспехов.
— Здесь! Я здесь! — Он перерубил лозу, протянувшуюся к его воздушному шлангу, чуть не повредив при этом сам шланг. Облизал губы и постарался просвистеть на тринари:
Держусь — клюв у моллюска
Крепкий — и мрачный
От него погибла Сассия.
Конечно, ритм и форма никуда не годятся, но фины воспримут его лучше, нежели бы он крикнул на англике. Уже сменилось сорок разумных поколений, но в чрезвычайных ситуациях дельфинам по-прежнему более понятен язык свиста.
Тошио слышал приближающийся звук схватки. Но тут, словно почувствовав угрозу, щупальца потянули его быстрее. Сосущая ветвь неожиданно обернулась вокруг его правой руки. Прежде чем он среагировал, жгучий узел коснулся ладони. Тошио закричал и оторвал щупальце, но нож выпал из его руки.
Клубок щупалец обрушился на него. И в этот момент Тошио понял, что кто-то говорит с ним, говорит медленно, на англике:
— ...появились корабли. Помощник капитана Такката-Джим спрашивает, почему Хикахи не послала подтверждение...
Голос Акки, с корабля! Тошио не мог ответить другу. Ему не дотянуться до переключателя радио, к тому же он немного занят.
— Не отвечай на это сообщение, — тут же любезно сказал Акки. Тошио застонал от нелепости своего положения, пытаясь оторвать щупальце от лицевой пластины, не подставляя в то же время руки. — Передай только монопульс. И немедленно возвращайтесь, возвращайтесь все. Мы считаем, что над Китрупом разворачивается бой в космосе. Вероятно, спятившие ити последовали за нами сюда и теперь дерутся за право захватить нас, как и у Морграна.
— Я должен заканчивать. Объявляется радиомолчание. Возвращайтесь как можно быстрее. — Акки закончил.
Тошио почувствовал, как сжало его воздушный шланг. Теперь щупальце было толстое.
— Конечно, Акки, старина, — хмыкнул он, отрывая присоски. — Отправлюсь домой, как только вселенная меня отпустит.
Воздушный шланг пережат, и он ничего не может сделать. Лицевую пластину затуманила испарина. Тошио чувствовал, что теряет сознание. Ему показалось, что появились спасители, но он не знал, наяву это или галлюцинация. Он, например, никогда бы не подумал, что первым появится Кипиру и будет сражаться так свирепо, не обращая внимания на жгучую боль от присосок.
В конце концов Тошио решил, что видит сон. Лазерные вспышки слишком яркие, звуки слишком громкие. И отряд приближается к нему под развевающимися знаменами, как кавалерия, которую человек всегда ассоциирует со спасением.
На центральном корабле флота наступила фаза отрицания.
Гигантские крейсеры выныривали из трещины в пространстве и устремлялись к яркой точке — непримечательному красноватому солнцу. Один за другим с ревом вырывались они из светящегося разрыва. Вместе с ними приходил рассеянный звездный свет за сотни парсеков отсюда.
Существовали правила, предотвращающие это. Туннель — неестественный способ перемещения из одного места в другое. Нужна сильная воля, чтобы вызвать такое отверстие в пространстве.
Эписиарх в своем воинствующем отрицании реальности создал для своих хозяев танду проход. Отверстие держалось на его непреклонной воле, на отказе признавать все, относящееся к действительности.
Когда прошел последний корабль, эписиарха намеренно отвлекли, и отверстие коллапсировало с беззвучной яростью. И только через мгновение приборы могли показать, что оно существовало. Нарушение физических законов прекратилось.
Эписиарх привел армаду танду к звезде-цели задолго до других флотов, тех, которые оспаривали у танду право захватить земной корабль. Танду послали хвалебные импульсы в центры удовольствия эписиарха. Он взвыл и благодарно закивал большой мохнатой головой.
А для танду эта загадочная и опасная форма перелета снова доказала свои преимущества. Хорошо оказаться на поле битвы раньше противника, это дает тактическое преимущество.
Эписиарх хотел только отрицать существующее. Теперь его работа завершена, и он возвращался в пространство иллюзий, чтобы изменять бесконечную цепь воображаемых реалий, пока его гнев снова не понадобится хозяевам. Его волосатая аморфная фигура высвободилась из сенсорной паутины, и в сопровождении бдительных стражников он удалился.
Когда путь расчистился, на своих паучьих ногах вошел акцептор и расположился в середине сети.
Некоторое время он восхвалял реальность, воспринимая ее. Акцептор зондировал этот новый участок пространства, касался его, ласкал своим далеко простирающимся восприятием. И при этом орал от удовольствия.
— Такая утечка! — радостно провозгласил акцептор. — Я слышал, что преследуемые — неуклюжие разумные, но, даже скрываясь от опасности, они дают столько информации! Они прячутся на второй планете. Края их психических щитов застывают слишком медленно, чтобы скрыть от меня их точное местонахождение. Кто их хозяева, научившие этих дельфинов так прекрасно изображать добычу?
— Их хозяева — люди, они сами не завершены, — ответил главный сталкер танду. Его ответ прозвучал серией щелчков и хлопков из храпового соединения на суставе ноги богомола. — Земляне испорчены неправильными представлениями и стыдом от того, что их бросили. Когда их съедят, стихнет шум, который держится уже три столетия. И наша охотничья радость будет, как у тебя, когда ты видишь новый предмет или новое место.
— Это большая удача, — согласился акцептор.
— А теперь подробности, — приказал сталкер. — Скоро мы сразимся с еретиками. Я должен сообщить другим клиентам их задачи.
Сталкер ушел, а акцептор завернулся в паутину и раскрыл свои чувства этой новой тропе реальности. Все хорошо. Он сообщал, что видит, и хозяева соответственно переводили корабли, но большая часть его мозга была занята восприятием... маленького красного солнца, всех его планет, а также великолепной местности, которая вскоре превратится в поле битвы.
Скоро акцептор ощутил приближение других военных флотов, каждый возникал по-своему, и занимал чуть худшую позицию, из-за раннего появления танду.
Акцептор воспринимал пыл воинственных клиентов и холодную расчетливость старших патронов. Он ласкал жесткие мозговые щиты, воздвигнутые против него, и гадал, что таится за ними. Он оценивал открытость других воинов, которые с небрежением посылали свои мысли, чтобы слушатели восприняли это.
