Наплыв господ и челяди несказанно обогатил всех окрестных бродячих торговцев едой и трактирщиков. Даже тот, чье заведение сжег барон Накасюналюк, не жаловался на судьбу, собираясь на полученные за вина и кошатину листочки платины к зиме купить новый трактир, да на месте побойчее.
Накасюналюка пару раз видели в окрестностях усадьбы. Старый Сягуягниту ждал, что барон непременно заявится за долгом, но благородный разбойник, повидимому, побоялся мести своих кровников из Напакутака, разоренных его набегами и по пьяни вступивших в Кукылиново войско.
Из северных земель тянулись тягачи с цистернами керосина. Опасаясь возможных сбоев в доставке топлива, Амек повторил заказ на всех трех уцелевших нефтеперегонных заводах, но пока все отправленные транспорты горючего благополучно добрались до усадьбы, не считая одного, с которого тангиты слили половину керосина в уплату за указание прохода в минном поле, ими же и насаженном.
В погребах, уложенные в свинцовые сундуки и засыпанные металлическими опилками, лежали шесть атомных бомб. Первая была родовым достоянием Амека, вторую зачем-то подарил его выживший из ума двоюродный дед, третью Таграк выиграл у одного кыхтыкского вельможи, на спор завязав у себя на поясе пулеметный ствол, а остальные Амек выкупил у северных баронов, на четверть уменьшив общее количество владельцев ядерного оружия по эту сторону гор.
Кукылин несомненно был теперь богатейшим из рыцарей. Его склад платиновых слитков затмевал и сокровищницу кыгмикского замка. Нетсилик получила от баронских и княжеских сынков десятка полтора писем с клятвами в вечной любви и преданности. На имя Кукылина гонцы тоже принесли изрядно почты — от деловых предложений наперед договориться о браке Унивак до страстных посланий княжеских и баронских дочек.
При всем этом двор его был скромен, а уклад прост до суровости. В отсутствие командира Таграк неустанно гонял молодых рыцарей на учебные вылеты и бомбардировки, меха кузнечного горна раздувались круглые сутки, с роторных станков сходили тысячи снаряженных патронов и снарядов для авиапулеметов и пушек.
Правда, не очень понятно было, в какой войне расточатся все эти боеприпасы. Противостоять напору армии, собранной Кукылином, Амеком и Таграком под черное с серебрянным окольцованным крестом знамя барона Горма смог бы разве что старый властитель Кыгмика, но он благоразумно решил вступить с новой под пепельным небом Кыфлявика силой в союз. Его послы привезли в усадьбу Кошкли собственноручное письмо Кукылина, отправившегося за горы к Горму вместе с другим княжеским посольством.
Несчастный Таграк уже полчаса корпел над этим письмом, проклиная себя за то, что сбежал из монастырской школы, выучившись разбирать только печатную грамоту, когда в покой вошла Нетсилик в своем всегдашнем длинном домотканом платье.
— Ну и почерк у твоего брата — буква на букву как тараканы налезают.
— Экие пакости вы говорите! У него прекрасный почерк, лучше чем у монаха.
— Хотел бы я видеть того монаха, у кого почерк еще хуже… Помоги лучше разобрать, что он пишет.
— Давайте письмо. Как пергамент измяли, в руку взять и то гадко. «Доброй еды, Таграк. Слушай весть Кукылина. Я с посольством Камыснапа лечу через горы в Кутукыгак к Горму ярлу и вернусь не раньше праздника первого урожая.
Пока передай команду над войском Югникаику, второму герольду Кыгмика.»
— У него там в Кыгмике что, мозги с кишками перепутались?! Ставить герольда начальником войска!
— Опять вы с пакостями! Не перебивайте.
— Разве ж то пакости… Пакости ты тут читаешь.
— Второй раз говорю — не перебивайте, в третий раз говорить не буду. «Не одну чашу пенного изопьем мы с Гормом за успех нашего дела…» — Нетсилик остановилась на середине фразы.
— Что замолчала? И ты почерк разобрать не можешь?
— Нет, почерк хороший, вроде братнин, но почему он пишет про пенное?
Барон Горм его на дух не переносит. За время, что он провел у нас, он не выпил ни чары пива или вина. Пил одно молоко, да и его ругал такими словами, что даже вам не выговорить.
— Так значит, братец твой и впрямь спятил?
— Вряд ли, он, не в обиду некоторым будь сказано, умом тверд. Скорей письмо подложное.
Таграк оскалил крупные крепкие зубы:
— Ха! Так, может, Югникаик и написал это письмо? Хотя на свитке было две печати — Кукылинова и Камыснапова, и обе были целы… А не сам ли князь, старый шарлатан, затеял подлог? Услал Кукылина за горы, а пока суд да дело решил прибрать к рукам его войско? Ведь так бы и вышло, кабы не дурацкий обычай нашего барона! Он что, и вправду совсем не пьет?
— Нет, нисколько не пьет, иным не в пример. Он говорит, от спиртного соображение портится.
— Я же, напротив, полагаю, что оно соображение проясняет, потому как дух веселит и от него все высокие материи еще выше поднимаются, а низкие мысли в осадок выпадают.
— То-то вы третьего дня изволили в осадок выпасть так, что едва в ров на колья не свалились.
На лестнице, ведшей из покоя в залу первого этажа, послышались шаги и стук посоха. Сягуягниту, перед отъездом произведенный Кукылином из оружейников в начальники стражи, кое-как боком вполз наверх и принял, насколько это было в его силах, бравый вид:
— Барышня, посольство пресветлого агии Камыснапа и второй герольд Кыгмика изволят почтительнейше ожидать в зале. Прикажете принять?
Нетсилик подняла глаза к потолку и закусила нижнюю губу. Потом она обратила взгляд на Сягуягниту и сказала:
— Послов отправь в башню, а герольда вели вздернуть на дыбу.
— Да-да! — подтвердил Таграк. — Вздрючить его на дыбу и запинать вусмерть, а механики пусть готовят самолеты — засветло вылетаем на Кыгмик.
Божий суд да покарает предательство!
* * *
Бросай и Черепов, вцепившись в трубки Гормова силового скелета, наперебой рассказывали историю перелета в Кутукыгак.
— Когда мы не услышали голос ретранслятора, мы сразу поняли…
— …что есть отклонения от плана. Мы оставили детенышей на Тудытя и переселенцев второй, третьей и четвертой партий…
— … поели на дорогу и полетели на материк. В горах мы встретили птиц крупнее нас…
— …но мясо у них довольно вкусное. Они, видно, питаются мертвечиной, потому что уже свежие с нужным душком.
— К городу подлетели с севера на рассвете. Фенрир услышал нас, когда пролетал над той лечебницей.
— И сразу втолковал им, что делать, — гордо добавил Фенрир.
— Ну, остальное я видел. Теперь твоя очередь, Кукылин. Во-первых, представь меня этой чумазой прелестнице.
