— Хоть бы зубы почистил, — с ненавистью сказал связанный Кагуннак, а то от твоих ног так калом несет, хоть каюгун вешай.
— Пытка номер восемь, — Ныгфукак с садистской улыбкой придвинулся к Кагуннаку и повесил портянку ему на нос.
— Сними, а то задохнется, и что ты будешь с трупом делать? — сказал барон.
— Как что? Съем! И тебя, хозяин, угощу!
— Есть труп, на носу которого висела твоя портянка — себя не уважать!
Извивавшемуся, как червяк, на полу Кагуннаку удалось наконец сбросить тряпку с лица. Несколько раз схватив ртом воздух, он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы плюнуть Ныгфукаку в глаз. Дружинники загоготали.
Барон слегка улыбнулся.
— Без вас, дети мои, я бы давно зачах со скуки ожидаючи. Когда собирается большое войско, ясно, что рано или поздно оно пойдет в поход — иначе с чего бы ему собираться. Слышите гул? Самолеты улетают. Бьюсь об заклад… Хотя на что с вами теперь биться? Из чайника твоего, поди, тангиты кипяток хлебают, пока моя девка им баллады поет. А, недорого досталось — не больно и жаль. Самолеты улетят, усадьба останется почти без охраны, и платина наша
— поди, не всю еще растратили. Развяжи его, Ныгфукак! Подеритесь пока, чтоб остаток времени скоротать.
* * *
— Кром, наконец-то я избавлен от этого овечьего сыра! — лицо Горма расплылось в улыбке, кутукыгакские добровольцы в ужасе отшатнулись.
— Ох… — Черепов лежал на ящике из-под угробленного Камыснаповыми механиками реактора в состоянии, близком к трансу.
— Еще нет? — спросил Бросай, вперив в Горма наркоманский взгляд.
Горм развел руками.
— Хоть такое утешение — лицемерно пискнул валявшийся кверху лапками Интриллигатор Карманный. — Нам-то еще ничего, а каково Двойному будет без Тудытя!
— Две только дельных птицы и оставались на «Крюхе» — Тудыть да Попеньку, — сквозь транс высказался Черепов.
— А старина Хрябет?
— Старина Хрябет меня однажды спросонья чуть не слопал! — Интриллигатор перевернулся на брюхо.
— Хорошая птичка, маленькая, — Айник провела рукой по его чешуйчатой спинке и мигом обрезала ладонь до крови.
— Ретранслятор перехватил переговоры Таграка с кем-то из его воинства над Кыгмиком, — сказал Фенрир. — Судя по всему, они вот-вот вобьют последнего Камыснапова аса на три сажени в грунт. Слушайте перехват!
На фоне статических разрядов медленно возник шум битвы. Создавалось полное ощущение, что идет не воздушный бой, а страшная наземная схватка немеханическим холодным оружием и голыми руками. Скрежет зубов, проклятия и вопли о пощаде перекрыл мощный окрик Таграка: «Левый, левый! Левый фланг — вперед! Окружай!» Монахи-смертники Кыгмика затянули обдававший могильным холодом религиозный гимн на мертвом языке. Его прервал пронзительный клич одного из молодых напакутакских забулдыг: «Трактирщик! Еще крови!» Кто-то завизжал, сгорая в заклиненной кабине заживо, и вновь зазвучал голос Таграка: «Оставь его мне! В моей руке меч Божий!» Голоса стихли, и вновь только треск статики нарушал тишину.
— Теперь понятно, каким именно образом он нарушил дисциплину, — сказал Горм. — На мой вкус неплохо, если только кыгмикский старикан не решит поправить свои дела атомной бомбой.
— Кукылин утверждал, что при его жадности это исключено. Он даже ракеты своим пилотам перестал выдавать, — обнадежил Фенрир.
— За что и гребет полной совковой лопатой.
— Разлаялись, — Айник кое-как зализала руку. — Для разнообразия бы хоть поговорили по-людски. Что сказал Фенрир?
— Да разные гадости в твой адрес, — ответил Горм.
— Врет он, — поспешил самооправдаться Фенрир, — Сам он тебя поносил не переставая!
— Ну и дураки же вы все, — все три зрачка Бросая съехались к основанию клюва. — Сколько этот сыр тут лежал, и никто не учуял.
— Держитесь, поле грунтовое! — Фенрир выпустил шасси, убрав нижний передний силовой щит.
— Ой-ой, ну не до такой же степени! — Горму в живот въехали пустой ящик, два добровольца и Черепов.
Застонали механизмы шлюза.
Кукылин и Нулиаюк сидели взявшись за руки на броне чуть позади опоры силового щита.
— Фенрир только что сказал, что Таграк полетел расправляться с Камыснапом, — говорил Кукылин. — Скорее всего, в усадьбе все в порядке. Вон она, на месте, и не горит.
— Слава Богу! Мой дом сожгли у меня на глазах, — Нулиаюк вздохнула.
Броня под ними затряслась — колеса Фенрира коснулись земли. Дымка силового щита рассеялась, в лица всем летевшим на броне дунул ветер. Фенрир остановился.
— Постой, что-то не так, — Кукылин опустил со лба бинокулярную приставку.
Одна из массивных железных створок внутренних ворот лежала на брусчатке, вторая с огромной вмятиной в нижней части висела на одной петле. Внешние ворота были распахнуты, подъемный мост спущен.
Сбрасывая четырех тангитов на выгоревшую, жесткую, как проволока траву летного поля, откинулась крышка выходного люка.
— Я же предупреждал — на этот люк не садиться! — Горм боком вылезал из отверстия, а за его спиной манипуляторы выхватывали из футляров ракетные пистолеты. — Кукылин, летим во двор, остальные догоняйте бегом!
Во дворе Сягуягниту и стражники отбивались от баронских головорезов. Из бронетранспортеров, колесами обрушивших свод одного из погребов и застрявших, вылезали новые и новые негодяи. Сам барон Накасюналюк сидел на башне, свесив ноги в люк, и стрелял в стражников из пистолета. Услышав за спиной рев ракетных двигателей, он повернулся к Кукылину, опустил пистолет и, приветливо улыбнувшись, сказал:
— Доброй еды, Кукылин. А я вот тут по-соседски за должком заехал.
— Не убивай его, брат! — крикнула стоявшая на верхней галерее стены Нетсилик в трехсотлетней кирасе со стены залы первого этажа и с арбалетом со стены парадного покоя, заряженным прадедовским отравленным болтом с каминной полки. — Он нужен мне живым — он обещал меня одному из своих мерзавцев в качестве приза!
— Как раз недавно дыба освободилась! — пропыхтел Сягуягниту, отбиваясь тяжелым железным посохом от трех баронских челядинцев сразу.
— Дави, бей, убивай! — в один голос завопили тангиты, подбежавшие к воротам.
Танк дал задний ход, но меткий выстрел из ракетного ружья разворотил ему гусеницу.
— Ну, и что прикажешь с ним делать? — спросил Горм, вращая выдернутого из люка барона в воздухе перед Нетсилик.
— Как это Таграк говорил… — Нетсилик закусила губу. — Вздрючить паскуду на дыбу и запинать вусмерть!
— Как не совестно вам, барышня Кошкли, говорить этакие гадости! — съязвил Горм. — А знаете, что учудил ваш братец?
