Я не стал спорить. Узкая каюта больше всего походила на шлюз: полупрозрачные шкафчики со скафандрами, широкий люк, пульт с мертвым погасшим экраном.
— Мой корабль не взлетит, — повторил Нес. — Стрелки в боевых постах мертвы. Пусть. Истина важнее.
Он помолчал — короткая, рассчитанная пауза.
— Это твоя планета, принц.
— Земля?
— Та, на которой ты жил в нашем времени. Сомат.
Нес протянул руку к мертвому пульту. И медленно, с ощутимым усилием вдавил в панель большую темно-желтую кнопку.
Странно, лишь сейчас я подумал, что для фангов желтый цвет то же, что для нас — красный, кровавый.
— Корабль не взлетит, — повторил Нес еще раз. Словно подтверждая его слова, по периметру широкого наружного люка вспыхнула ослепительная линия. Мгновение — и бронированная плита беззвучно вывалилась наружу.
Блеснул солнечный свет.
Взметнулся песок, на который упало полтонны металла. Шипело, билось по краям люка догорающее термитное пламя.
Я смотрел в проем как завороженный, не в силах оторвать взгляд.
Действительно Сомат.
Нес посмотрел на меня — и старательно изобразил улыбку. Прыгнул вниз, прямо на присыпанный песком металл. Крикнул:
— Конец всегда приходит к началу. Для каждого спора есть единственное место. Пойдем, принц.
Я двинулся за ним как загипнотизированный. Прыгнул в люк — Нес стоял внизу с таким видом, словно собирался подать мне руку.
Воздух Сомата вошел в легкие.
Я закашлялся — горло пересохло почти мгновенно, в ноздрях будто покрутили наждачной шкуркой. Влажность — ноль процентов.
Нес с любопытством смотрел на меня.
— Твой мир, — негромко сказал он. — Твои правила.
Я начал дышать ртом, оставив между губами лишь узкую щелку. Таким приемом мы пользовались, меняя носовые фильтры.
— Нес, надо вызвать помощь, — на одном выдохе произнес я. — Ваш корабль или наш корабль. Нас спасут — это красиво.
Фанг молчал.
Сдержав ругательства, я огляделся. Желтая, с зеленоватым отливом гора — пик Осеннего Листа. Белая полоска вдали — Белое побережье.
Мы опустились не так уж далеко от нашего с Терри купола. Километров семьдесят-восемьдесят. Можно дойти за сутки. Разумеется, если есть защитная мазь и фильтры-увлажнители. В качестве мази можно использовать любой жир, в качестве фильтров — любую ткань. Правда, ее придется часто смачивать…
— Нес, мы дойдем до моего старого дома, — с облегчением сообщил я. — Там есть аварийный маяк… Конечно, если твой поврежден.
— Слушай, — тихо произнес фанг. Мне вдруг почудилось что-то умоляющее, жалобное в его голосе. — Ты слышишь тишину, принц?
Я закрыл глаза. Спокойно… Это фанг. Он не сдвинется с места, не оценив все красивое вокруг. Спокойно. Послушать тишину — занятие недолгое.
Воздух был теплым и неподвижным. Вначале я услышал свое дыхание, потом — биение сердца.
Тишина.
Солнечный свет, безмолвно текущий сквозь веки. Цветочный аромат фанга, беззвучно разливающийся в лишенном запахов воздухе.
Тишина.
Молчание — от горизонта до песка под ногами. Неподвижные дюны, замершие скалы. Небо — темно-синий фетровый колпак.
Тишина.
Преддверие звука, напоминание о движении, тень жизни — далекий шелест сухих волн… А может, горячий пульс крови в бесполезных ушах. Сухой океан покрыт каменным льдом.
Тишина.
— Ты умеешь слушать, принц…
Слуховая галлюцинация, собственная мысль… Или нестерпимо громкий голос фанга?
Круглые немигающие глаза изучали мое лицо. Что же ты хочешь, фанг? Что пытаешься понять?
— Пойдем, — полушепотом попросил я. — Пойдем в мой дом, Нес.
— Смотри, — так же тихо ответил он. — Ты видишь невидимое, принц?
Сухой и чистый воздух — прозрачный, как вакуум, беспощадный, как увеличительное стекло. Туманная дымка водяных паров — грим на лице планеты — сдернута раз и навсегда.
Пустота.
Яркие, неживые цвета скал. Трупная синева неба. Желтое на синем, серое на синем, белое на синем. И каждый оттенок, каждый полутон — такой же чистый и мертвый.
Пустота.
Тысячи красок — и ни одной живой.
Пустота.
От горизонта — и до песка под ногами. Обнаженные скалы, стерильные горы, опозоренная вода.
Пустота.
И еще то, чего здесь никогда не будет. Зимний снег и весенняя зелень. Спелость летних ягод и желтизна умирающих листьев. Жилища людей, утопающие в цветах. Калейдоскоп праздничных одежд. Тонкие башни фангов. Бесконечная спираль узора на стенах. Корабли — стремительность очертаний от человеческой мысли и надежность от нечеловеческой логики.
Пустота.
Этого не будет. Ничего не будет. Они не услышали мой крик, не увидели моих кошмаров. Пустота. Я никого не убедил — лишь себя. Пустота. Конечная точка. Будущего нет.
— Ты умеешь смотреть, принц…
Тень уважения в голосе? Дрогнувшее лицо? Чушь. Всё это слишком красиво… а значит, фанги правы. Терри, с ногами забравшаяся в кресло… Пустота. Данькины картины на стенах музея… Пустота. Прощальный взмах руки мальчишки-роддера… Пустота. Ланс в черном шаре пилотажного шлема… Пустота. Трофей, вылизывающий крошечного котенка… Пустота.
— Ты хорошо говорил, принц. Мы слушали. Но это лишь одна сторона правды.
Меня скривило в издевательской улыбке. Я понимаю вас, фанги. Незачем переводить ясные мысли в туманные человеческие слова.
«Ты красиво говорил, принц. Мы получили удовольствие. Но теперь мы покажем тебе другую красоту. Ты убедишься, что смерть может быть красивой. Мы устроим межзвездную бойню, чтобы тебя убедить. Это красиво».
Я смотрел на фанга — плавные, выверенные движения, абсолютная сосредоточенность и покой на лице. Сильный взмах руки — и пистолет отлетает далеко-далеко в песок. Уважительный полупоклон — и атомарный меч в серебряных ножнах ложится на песок передо мной. Вы давно всё рассчитали, фанги. И мой спор с вами — тоже. Ты надел вчера человеческий меч, уже зная сегодняшний жест.
Тишина и пустота. Темное небо. Желтое ласковое солнце в ослепительном белом ободке.
— Фанг, смотри. — Слова выходили совсем не те, что я хотел. — Двойное солнце! Мы с Терри хотели сделать этот день главным праздником планеты. Он бывает лишь раз в сто с лишним лет. «Праздник, который не увидишь дважды» — так мы хотели его назвать. Но тебе я этого не скажу. Твой абсолютный вкус не будет оценивать наши дилетантские попытки «сделать красиво». Мы останемся со своей красотой, фанг. С ней мы и умрем.
Нес кивнул, даже не посмотрев в небо.
— Ты умеешь думать, принц. Для каждого спора есть главное время. Раз в сто лет или раз в жизнь.
