Если б Мора в тот раз не вмешалась, из-за него погибли бы люди. Тогда как революция вообще затевается ради жизни — ради свободного и беспрепятственного продолжения жизни. А чтобы революция стала поистине всенародной, она должна совершаться в том числе и в интересах имперской охраны, которой вместе со всеми прочими тоже надо дать шанс на лучшее будущее. Мертвецы и запертый на складе пилот не свободны.
Хорошо бы рвануть сейчас, выскочить в дверь, убежать в ночь. Только не к Море — куда угодно, лишь бы не к ней. Он до того стыдится самого себя и особенно своего обращения с нею в последнее время, что даже не посмеет взглянуть ей в глаза… пока не исправит дело.
— Можешь идти, — сказал он едва слышно, прислонясь к дверному косяку.
Стаффорд неуверенно шагнул вперед:
— Что? Правда?
Ла Наг кивнул, не глядя на него:
— Иди. Но помни: Примус-Сити совсем не тот, из которого ты улетал. На дворе ночь, на улицах хозяйничают сильные и отчаянные. Тебе там не понравится.
— Я должен найти жену.
Ла Наг снова кивнул и отошел от двери.
— Ищи. Если пожелаешь, веди ее сюда или лови удачу в городе. Сам выбирай. Не забывай, что Империя тебя ищет повсюду, а мы предлагаем тебе и твоей жене надежное убежище.
— Спасибо, — поблагодарил Стаффорд, глядя в пространство между Ла Нагом и флинтерами.
Сперва нерешительно, а потом все увереннее прошел мимо них через весь склад к боковой двери. И трижды оглянулся, прежде чем скрыться из вида.
Ла Наг немного помолчал, собираясь с мыслями. Стремительно ускорявшийся график предписывал очередной шаг.
— Проследите за ним, — приказал он Канье и Йозефу. — Пусть сам сделает выбор. Если захочет сдаться охранникам, не мешайте. Если решит остаться с нами, позаботьтесь, чтоб ему не помешали.
Флинтеры кивнули, радуясь возможности заняться делом, вместо того чтобы сидеть и ждать. Включили голографические костюмы, преобразившись в пару среднего возраста, и направились к двери.
— Еще одно, — добавил вслед Ла Наг. — Сюда его не приводите. Доставьте их с женой ко мне на квартиру. Сюда — ни в коем случае.
Он не видел выражения лиц под голографической маской, но догадывался, что оно озадаченное.
— Поверьте, я знаю, что говорю. — И сам почувствовал затхлый вкус этой фразы.
Вскоре после ухода флинтеров явился Брунин.
— Где пилот разведывательного корабля? — спросил он, крутя головой в поисках Стаффорда.
— Его нет.
Ла Наг сел в то кресло, в котором сидел раньше пилот.
— Где ты его спрятал?
— Я его отпустил.
До Брунина не сразу дошло. Сначала он принял ответ за неудачную шутку, потом пристально вгляделся в лицо Ла Нага.
— Что?
— Не считаю возможным держать под стражей ни в чем не повинного человека.
Малая часть лица Брунина, не закрытая волосами и бородой, побагровела.
— Дурак! Идиот! С ума сошел? Известная ему информация может все погубить — ты же сам говорил!
— Знаю, — с полным хладнокровием кивнул Ла Наг. — Но не могу допустить, чтобы один-единственный неприятный факт подорвал самую крепкую в его жизни веру.
— Веру?
Брунин пробежался по кабинету.
— Мы говорим о революции, а не о вере! — Он подскочил к письменному столу и принялся лихорадочно выдвигать ящики.
— Ты во что-нибудь веришь? Хоть во что-нибудь…
Выхватив из ящика ручной бластер, Брунин развернулся, прицелившись прямо в лоб Ла Нага.
— Я верю в революцию, — объявил он, тяжело дыша. — И уничтожу каждого, кто попробует подорвать мою веру!
Ла Наг понадеялся, что выглядит совершенно спокойно.
— Без меня не будет революции. Останется новая могущественная Империя.
В паузе, показавшейся бесконечной, не слышалось даже дыхания. Наконец Брунин опустил бластер, без единого слова прошагал к задней двери и вышел на улицу.
Ла Наг поднял перед глазами левую руку. Пальцы дрожали. Даже не помнится, чтобы он когда-нибудь в жизни становился объектом столь бешеной злобы. Уронил руку на колени, тяжело вздохнул. Не последний случай. Прежде чем дело кончится, вполне можно еще ближе столкнуться с еще более страшной физической угрозой. Даже погибнуть. Но другого пути нет.
Он с усилием поднялся с кресла, пошел к письменному столу с выдвинутыми ящиками. Пора двигаться дальше. Сделать очередной намеченный шаг.
— Может быть, успокоишься? — проворчал Метеп VII, сидя в кресле-трансформере и глядя на кружившего по кабинету Хейуорта.
Советник с трудом сдерживал возбуждение, постоянно нараставшее с того самого момента, как он переступил порог.
— Не могу! Только что получено сообщение комиссара муниципальной полиции. Им стало известно, где находится Робин Гуд…
— После первого налета на инкассаторов мы без конца это слышим. Сплошное вранье. Доносят либо злопыхатели, либо шутники.
— Похоже, комиссар не сомневается, — заметил Хейуорт. — Звонивший назвал адрес склада, который, по его словам, является оперативным центром деятельности Робин Гуда. Сказал, будто можно найти там его самого и улики, которые мертвеца убедят. — Хейуорт инстинктивно потер руки. — Если это правда… Ох, если бы!..
Метеп поперхнулся, вдохнув желтый дым из кальяна. Всегда любил опьяняющие газы, а с недавнего времени, когда пошли разговоры о переизбрании, употреблял их чаще и больше. Зазвучавшие недавно требования о вотуме доверия законодательным органам лишь углубили депрессию.
— Я не совсем уверен, что именно комиссару следует поручить это дело. В конце концов, муниципальная полиция в последнее время…
— Знаю, — оборвал его Хейуорт. — И поэтому приказал обождать, пока Тинмер, наш замечательный главнокомандующий имперской охраной, не пришлет подкрепление, искупив неудачу с упущенным челноком нынче утром.
— Будем надеяться, — вздохнул Метеп. — Кстати, насчет челнока: пилота продолжают искать?
— Разумеется. Я вдобавок послал людей на квартиру, если он направится к жене. Хорошо бы, — улыбнулся Хейуорт, — взять до рассвета самого Робин Гуда и беглого пилота-разведчика. Сразу было бы совсем другое дело.
Венсан Стаффорд никогда не видел темных улиц Примуса. Раньше круглые фонари постоянно разгоняли тени, теперь кто-то расколотил все шары до единого вверх и вниз по дороге, а заменять никто не трудился. Попутные неосвещенные перекрестки мрачно свидетельствовали, что пострадали и другие улицы. Кругом тьма, обрамленная бессмысленными пьедесталами, на которых покоятся неузнаваемые обломки.
В городе он был не один. В подъездах кучковались неясные фигуры, глубоко нырявшие в тень. Впереди и позади чувствовалось присутствие прохожих — малочисленных, но все-таки позволявших рассчитывать на какую-то помощь в случае чего.
