Но шли месяцы, и появилось ощущение, что они к чему-то приближаются.
Никто не знал, что это было, но все чувствовали приближение беды. Нечто витало в самом воздухе, и это ощущали даже самые трезвомыслящие рабочие, которые никогда раньше не верили в истории о проклятии этого места.
Потом начали загадочно исчезать рабочие.
Когда пропал один, никто ничего не заподозрил. Но в течение последующих месяцев исчезло еще несколько рабочих. Первого просто объявили дезертиром, но у тех, кто пропал после, явно не было никаких причин для побега. Один из них, парень по имени Нол, как раз перед самым исчезновением говорил всем о том, что эти раскопки — лучшее время в его жизни. Он получил возможность удрать от жены, которую больше не мог терпеть, от детей, которых не понимал, и от постылой жизни. Поэтому его исчезновение вызвало всеобщее недоумение и пересуды.
В общем, никто не знал, что происходит. Пару раз речь заходила о том, не стоит ли свалить отсюда всем разом, но эти разговоры дошли до ушей представителей Министерства Внутренней Безопасности, и они быстро прекратили подобные беседы среди рабочих. И все-таки, напуганные рабочие начали передвигаться группами по трое и более, больше никуда не ходили в одиночку и не выходили за периметр раскопок.
Также они стали проводить больше времени в городе. Забавно, но раньше здесь не было никаких городов. Но для нужд рабочих возник небольшой торговый поселок. Время от времени там появлялись странные путешественники, но большинство из них были нормальными местными работягами-голодранцами. По крайней мере, их поведение можно было считать нормальным в данных условиях — в условиях овладевшего всеми предчувствия беды.
Тем временем, раскопки все приближались к тому, что было спрятано здесь тысячу лет назад и забыто…
Это случилось за два года до встречи Вира Котто с Тимов. В один прекрасный день камердинер Лондо Моллари, Дансени, буквально ворвался в тронный зал. Лондо едва взглянул на выражение его лица, как тотчас обо всем догадался.
— Она здесь, так? — вот все, что произнес Лондо.
Дансени просто кивнул, и этого было достаточно. Он долгое время служил.
Лондо, и ни одно, даже самое сложное и опасное поручение, кажется, никогда его не пугало. Но теперь он выглядел совершенно сбитым с толку, чуть ли не испуганным, и это однозначно дало Лондо понять, что прибыл маленький кошмар в лице Тимов.
Лондо тяжело вздохнул. Он знал, что это, рано или поздно, случится. Не знал только, когда именно.
Чем-то она напоминала ему смерть. Хотя, нет: на самом деле он имел ясное представление о том, какой она будет и когда это случится. Это привело его к мысли о том, что Тимов гораздо более непредсказуема и страшна, чем сама смерть. «Возможно, ее бы заинтересовала эта идея», подумал Лондо.
— Пусть войдет, — вот и все, что мог сказать Лондо. Камердинер благодарно кивнул. Лондо отлично понял, чему тот радуется. Видимо, последнее, чего хотел бедный малый — это вернуться к Тимов и сообщить о том, что у императора нет времени для того, чтобы ее принять.
Спустя мгновение внутрь ворвалась Тимов и оглядела тронный зал. На ее лице застыло неопределенно-недовольное выражение, будто она пыталась сообразить, что бы здесь переделать.
Затем она взглянула прямо на Лондо.
— Зачем здесь эти ужасные гардины? Тебе нужно больше света.
— Я так и знал, — пробормотал Лондо.
— Что?
— «Что» — определенно, этот вопрос стоит перед нами, Тимов. Допустим, в варианте: «Что ты здесь делаешь?»
— И это все, что я слышу от тебя, Лондо? Грубый допрос? Враждебность? А ведь я, все-таки, твоя жена.
— Да. Ты моя жена. Но я, — Лондо поднялся с трона, — твой император. И ты выражать должное уважение, как подобает приличной женщине в присутствии высшего правителя Республики Центавр.
— Ох, подумаешь, — презрительно ответила Тимов.
Тогда Лондо спустился с тронного возвышения и медленно приблизился к ней.
— Преклони колено, женщина. Если бы ты ответила так на прямой приказ императора Картажье, он бы немедленно отрубил тебе голову. Ты должна преклонять колени в моем присутствии и открывать рот лишь тогда, когда я позволю тебе говорить, и повиноваться моим приказам, иначе, клянусь Великим.
Создателем…. я прикажу выгнать тебя и немедленно казнить, а твою голову насадить на кол в качестве предупреждения другим непослушным женам! Ты поняла меня?!
Но Тимов даже не шелохнулась. Ее лицо сейчас было всего в нескольких сантиметрах от его лица. Потом она вынула из рукава носовой платок и вытерла правый уголок рта.
— Что ты делаешь? — спросил Лондо.
— Ты плюнул мне прямо сюда. Вот, еще осталось.
Лондо просто не мог в это поверить. Он чувствовал, что оказался в каком-то кошмарном сне и не может проснуться.
— Ты что, совсем спятила? Ты разве не слышала, что я сказал?
— Да. Если ты о том, чтобы приказать гвардейцам вывести меня отсюда, и сделать из моей головы украшение для твоего дворца, тогда тебе, чтобы отдать такой приказ, вовсе не обязательно выглядеть бешеным зверем. Став женой императора, я хотя бы понимаю, что должна следить за своей репутацией. А тебе пора подумать о своей. Вот так, — она убрала платок, а потом спокойно сложила перед собой руки. — Ладно, я готова, — она вздернула подбородок, — зови гвардейцев. Прогони меня, ибо я вела себя недостаточно раболепно. Знаю, что ты всегда мечтал об этом.
Некоторое время он внимательно разглядывал ее, разинув от изумления рот.
А потом, медленно качая головой, вернулся к трону.
— Мне интересно, — продолжала Тимов, как будто ей не было понятно, что разговор на эту тему окончен, — какой вид казни ты предпочтешь? Ты отрубишь мне голову, или меня убьют каким-нибудь другим образом, и лишь потом обезглавят? Мне нужно знать, что надеть на казнь. Например, при отсечении головы обязательно прольется уйма крови, поэтому стоит надеть что-нибудь цвета артериальной крови, чтобы не так бросалось в глаза. Но если казнь будет менее кровавой, например, отравление, тогда я, пожалуй, надену одно из моих голубых платьев, возможно, то самое, с большим вырезом. Знаю, оно выглядит весьма дерзко по сравнению с моими обычными нарядами, но, раз это будет мое последнее появление на публике, почему бы и нет? Конечно, то платье из золотой парчи могло бы…
— О, заткнись же, наконец, — вздохнул Лондо.
Она действительно на мгновение замолчала, а потом произнесла необычайно заботливым тоном:
