Размышления Коннора прервала девушка, спросив:
— Откуда ты родом?
Язык еще плохо повиновался ему, и название города «Сент-Луис» прозвучало невнятно.
Девушка попросила повторить и задумчиво заметила:
— Я не знаю, где это.
— Город должен быть здесь, ведь могилы не переносят, — смятенно возразил Коннор.
— Как знать, — возразила она и задала новый вопрос: — Как долго ты спал?
Ответом на это оказался лишь недоуменный взгляд.
— Судя по твоему виду, сон длился очень долго. Значит, ты весьма богатый человек, — сделала вывод девушка.
Коннор не мог понять смысл сказанного. Непонятное волнение вызвало жажду, и он попросил воды.
— Лучше выпей вот это, — проговорила девушка, подавая стакан с жидкостью, вкус которой Коннор тут же узнал: именно это снадобье придавало ему силы.
Вот и теперь оно оказало то же действие, и Том припомнил еще один эпизод: вот молодые люди укладывают его на своеобразные носилки и несут к Эвани.
— Это ты — Эвани? — тут же спросил он.
Она кивнула и пояснила:
— Еще меня называют колдуньей, знахаркой — кому как взбредет в голову — за то, что я умею врачевать недуги, выхаживать больных, помогаю восстановить силы.
— Так в чем же здесь колдовство? — удивился Коннор. — Это зовется просто медицинской наукой.
— Название не имеет значения, — заметила Эвани. — А вот для того, чтобы выходить тебя, мне надо знать, когда именно ты погрузился в Долгий Сон. Постарайся вспомнить.
Она сказала это совершенно спокойно, словно не видела в подобном явлении ничего странного. Перед глазами Коннора возникли желтевшая за окном камеры листва, и он нерешительно проговорил:
— Кажется, осенью…
— А год ты помнишь? — настаивала Эвани.
— Конечно! Это случилось в тысяча девятьсот шестьдесят первом году.
Она с сожалением взглянула на своего пациента.
— Это тебе пригрезилось, — печально сказала она, — потому что сейчас идет только восемьсот сорок шестой.
Ее слова так удивили Коннора, что он даже не заметил, как Эвани покинула комнату.
* * *
Шло время, силы Коннора заметно прибывали, он постепенно перестал напоминать мумию, становясь все больше похожим на самого себя. Теперь он часто покидал постель и, тренируя непослушные ноги, бродил по комнате. Временами он выбирался за порог дома и, усевшись на крыльце, наслаждался солнечным светом и движением воздуха: его тело, по-видимому, истосковалось по этим ощущениям из-за долгого пребывания под землей.
Наконец настал день, когда Эвани согласилась отвечать на его вопросы.
— Когда меня принесли в твой дом? — спросил он.
— С той поры минуло всего три месяца. Я даже не надеялась, что так быстро поставлю тебя на ноги, уж очень изможденным ты был, — ответила Эвани. — Я еще не видела Спящих в таком состоянии.
— А ты не можешь определить, сколько же я, по-твоему, проспал?
— Наверное, долго. Но ты сам должен все вспомнить.
— Я утратил счет времени, — признался Коннор. — Вот ты сказала, что сейчас восемьсот сорок шестой год. Однако я совершенно точно знаю, что… уснул… в тысяча девятьсот шестьдесят первом! Может быть, вы ведете какое-то свое летоисчисление? — с надеждой предположил он.
— Мы ведем счет годам с Эры Просветления, — ответила девушка, явно заинтригованная его вопросом. — Однако то, что у тебя все перепуталось в голове, вовсе не удивительно: кое-кто из Спящих навсегда утрачивает память.
— Но слово «спящий» мне ни о чем не говорит! — воскликнул Коннор. — Давай начнем с того, что ты мне просто объяснишь, что же это такое.
Эвани кивнула.
— Представь себе, что человек задумал разбогатеть без особых усилий со своей стороны. В этом случае он заключает договор с банком Урбса и помещает туда свой капитал, — начала Эвани. — Условия вклада весьма выгодны — шесть процентов годовых, что дает удваивание капитала через двенадцать лет. Заключив договор, будущий богач погружается в анабиоз, пройдя обработку электрическим током строго определенной силы и дозированного напряжения. Это и есть Долгий Сон. Если он продлится сотню лет, Спящий вместо тысячи монет получит триста тысяч.
— Неужели банк до сих пор не прогорел? — удивился Коннор.
— Нет, потому что далеко не каждый Спящий просыпается, — с некоторой дозой цинизма ответила Эвани. — В этом случае его капитал объявляется собственностью банка — таковы условия договора.
— Ничего себе коммерция! — возмущенно проговорил Том. — Наживаться на смерти — это такая мерзость!
— Но ведь и ты сам способствовал этому, решившись на электроанабиоз! — всплеснула руками девушка.
— Да ничего подобного! — воскликнул Коннор. — Поверь, я не Спящий! Давай исходить из этого и попробуем вычислить, из какого времени я появился здесь. Уж во всяком случае, не провалился в прошлое — такого уж точно не бывает, — усмехнулся он.
— Прежде всего, расскажи о себе и своем времени, — предложила почти поверившая ему Эвани.
— Хорошо, — согласился Коннор. — Мое имя ты уже знаешь, но я не сказал, что меня казнили на электрическом стуле за то, что я убил человека. Все это произошло в Сент-Луисе, в тысяча девятьсот шестьдесят первом году…
Эвани прервала его:
— Неподалеку находится крошечная деревенька Се-луи. Поселение, существовавшее на этом месте до Темных Времен, носило название Сент-Луис. Кроме того, в древних книгах есть упоминание о казни с помощью электричества… Все сходится… И, тем не менее, этого не может быть! Наибольший срок Долгого Сна — сотня лет, причем, это весьма рискованно для Спящего, поскольку мощный разряд может разрушить мозг. Хотя в погоне за наживой люди, я знаю, шли и не на такое, — философски заметила она. — Однако в твоем случае…
Она замолчала, с ужасом глядя на Коннора. Тот затаил дыхание, готовый мужественно выслушать приговор.
— Вряд ли тебе выгодно говорить неправду, — взволнованно продолжила девушка. — Но тогда… Под действием электрического удара ты уснул еще до того, как наступили Темные Времена. А это случилось более тысячи лет назад!
Минули еще три недели лечения, и Коннор почувствовал себя совершенно здоровым. Он постепенно приучал себя к мысли о том, что привычный мир исчез безвозвратно, и теперь ему предстояло знакомство с чуждой жизнью, как если бы он и в самом деле оказался на другой планете, без какой-либо надежды на возвращение. Он не ощущал себя родившимся заново — этому мешала память о прожитых некогда годах, но и не тосковал по прошлому, с любопытством неофита присматриваясь к незнакомому настоящему.
