— Петр, у тебя беда? — спросил Дари.
Я кивнул.
— Твою планету хотят убить?
Верно. Именно убить. Со всем хорошим и плохим, что на ней есть. А я даже не смогу умереть вместе с ней, Дари… я теперь стану скитаться, словно Вечный Жид, и не знаю, за что мне эта боль, да и кому дано это знать…
— Папа, неужели ты не можешь помочь? — Дари взял меня за руку. — Папа, помнишь, ты говорил, что всегда можно найти выход? Ты мне соврал?
— Дари, Петр — не слабее меня. И если выход есть, то он его найдет.
Какой ты интересный человек, Кэлос! Когда ты врешь — говоря, что твой сын лишь марионетка, или разговаривая с ним как с человеком?
— А ты не сможешь ему помочь?
— Тебе нужна моя помощь, Петр?
Нет у меня права тебя просить, Кэлос. Тебя опалило огнем, который мне лишь предстоит ощутить. Нельзя касаться пепла…
— Нужна.
— Папа!
Правильно, Дари. Верь, что все взаправду. Что Вселенная — для тебя, а твой отец может исправить в ней любую несправедливость. Ты создан, чтобы в это верить.
— Дари… — Кэлос подошел к нам. Посмотрел на меня — насмешливо, с вызовом. — Дари, ты будешь дома за старшего. Не огорчай маму. Если я уйду… я вернусь не скоро, наверное. Но вы меня ждите. Хорошо?
Эй, Кэлос, да ты с ума сошел! Ты никогда сюда не вернешься! Ты вырос из человечьей жизни, ты сам — плазма и пепел. Эй, Дари, ты слишком много сказок наслушался на ночь! Не обрывай ниточки, что придают тебе иллюзию жизни. Отпусти мою руку и с ревом повисни на отце, чтобы ему и в голову не пришло уйти…
Конечно же, я промолчал.
Конечно же, Дари отлип от меня и повис на Кэлосе. Ну, давай…
— Папа, ты быстрее возвращайся…
В глазах Кэлоса пылала черная бездна.
— Дари, сходи и пригони к дому флаер. Только тихонько.
Мальчик кивнул. Отпустил отца, посмотрел на меня. А рад ли ты, что получилось по-твоему, малыш? Ты привык считать отца героем, но и герои не всегда возвращаются домой…
— Петр, папа тебе поможет. Он всем помогает.
— Спасибо, Дари, — прошептал я. — Ты и сам не понимаешь, какой ты настоящий парень.
Мальчишка скатился вниз по лестнице, а я повернулся к Кэлосу.
— Зачем? Зачем ты его послушался? Он же не настоящий!
— Зато я пока человек.
— Кэлос, если ты человек… то я приеду в гости лет через пять. И ты будешь здесь. А Дари будет пятнадцать лет.
— Свалился же ты мне на голову… — тоскливо сказал Кэлос. — Тень, Петр, это все Тень. Она знала, куда тебе идти. И знала, как достать меня.
— Значит, ты и впрямь еще человек.
Я думал, что Кэлос решил убежать. Уйти тайком от Рады. Он ведь совершал глупость… причем глупость очевидную. Десятки лет он прятался здесь, не входил во Врата, не покидал планеты — и все ради того, чтобы сохранить ускользающую человеческую сущность. Сохранить то, чего уже давно в нем не оставалось. То, что он нашпигован «боевым железом», ерунда. Важнее, что он видел свое будущее.
Огненное море. Плазма и пепел. Тела-марионетки, продолжающие жить жизнью тел… Эх, сколько вы спорили о духовном и материальном, философы и социологи. Общество, потребление, духовное развитие… Вот вам идеальный выход. Демонстративно, подчеркнуто красивый. Огненное море, обитель иного, нечеловеческого разума. Сохраненные оболочки, которые вечно будут бродить по магазинам, пировать, рукоплескать актерам и освистывать политиков… Издевательская картинка, выставленная на обозрение для залетных гостей. А может быть, и не издевательская, наоборот, заманчивая и добрая…
Кэлос знал, к чему он рано или поздно придет. От этого знания ему не уйти никогда. Может быть, я послужил лишь предлогом? Поводом встать и покинуть уютный дом, где ему становилось все более тесно?
Но Кэлос отправился прощаться с женой.
От греха подальше я вышел во двор. Что-то странное мне мерещилось в этом доме, и, постояв у дверей, я наконец понял. Ограды нет, вокруг дома — леса. И дом даже не запирается.
То ли нет у них преступности — что странно, должны же появляться на планетах Тени маньяки и бандиты, то ли устройства защиты и наблюдения слишком хитро для меня замаскированы, то ли Кэлос просто никого не боится. С его возможностями это не удивительно…
На миг — лишь на миг, меня охватило отчаяние. Все, что я делал, было мышиной возней. Здесь, в сердце галактики, давно уже отшумели такие бури, что и не снились Земле. Здесь рождались и умирали империи, здесь смерть превратили в короткую передышку перед новой жизнью. Я могу восхищаться лозунгом «каждому по потребностям», могу возмущаться им. А он все равно реализован. В мирах Тени давно родились новые боги — еще притворяющиеся людьми, здесь каждый день рождаются люди, у которых не будет выхода, кроме как стать богами.
Далеко-далеко, в звездной Тмутаракани, какие-нибудь важные генералы решают, по какой статье меня заочно приговорить к смертной казни. В ином захолустье, где лужи чуть помельче, не менее важные правители Сильных рас решают, каким образом убить Землю.
А здесь, рядом со мной, Кэлос объясняется с женой, прощается с иллюзорным ребенком и готовится уйти навсегда.
От этой мысли мне и стало легче.
Какими бы ни были масштабы могущества расы, сколько бы цивилизаций ни включал в себя новоявленный тысячелетний рейх — все это пустое. Морок.
Пока остаешься человеком — самыми важными проблемами будут те, что совсем ничтожны перед небом. Так для меня — если уж честно, судьба моей собственной собаки куда важнее вечной войны зеленых за экологию…
Да пусть они умеют все, что только возможно придумать! Пусть сваливают звезды в кучу, пусть лепят из планет куличики. Пусть творят для себя непревзойденных жен и идеальных детей, пусть живут тысячи лет и пешком обгоняют скорость света. Пусть их империи закручивают узлом Млечный Путь, пусть от их чиха гаснут сверхновые.
Удачи!
А мне нужно одно — маленькая планета, которая теперь-то уж совсем ничем не может гордиться. Планета, рожденная беглецами из Ядра. Планета, на которой родился и умер Петр Хрумов…
Меня толкнуло воздушной волной. Обернувшись, я увидел опускающийся аппарат.
Красив, зараза. Ничего не скажешь — красив.
Серебристое кольцо трехметрового диаметра, снизу — ребристая серая поверхность, сверху — прозрачный купол. Погремушка для младенца Гаргантюа. Никаких видимых движителей, никаких опор. Технология, не нуждающаяся во внешних проявлениях. К чему-то подобному уже приблизились Геометры, но то, что для них было вершиной, здесь казалось обыденным, словно трехколесный велосипед.
