Вот в этом-то и была вся загвоздка. Еланов никак не мог подобрать нужный «аккорд», позволяющий ввести боевой дуэт в плоское боковое скольжение. Пару кораблей все время угрожающе заваливало на правый борт!
Еланов отрабатывал другими группами дюз, восстанавливая вертикаль, но ему фатально не везло. Корабли приходили в состояние покоя, имея вовсе не ту боковую скорость, которая требовалась…
– Не могу, командир. Ну не получается у меня. Извини, – от волнения перейдя на «ты», сказал Еланов после десяти минут борьбы с демонами небесной механики.
Комлев искренне сочувствовал неудачам пилота. Он знал, что эти десять минут – они как десять часов в пыточной камере. А вот Часомерский – тот был начисто лишен сострадания к старшему пилоту. И понимать ничего не хотел.
– Что значит «извини»? Что значит «не получается»? Надо сесть. Понимаешь? Н-а-д-о!
– Да я понимаю, что надо. Но я не могу! Не идет оно! – перевозбужденный Еланов перешел на крик.
– Кузьма, не шуми, – тоном няньки, успокаивающей капризное чадо, сказал Часомерский. – Давай отложим это дело на полчаса.
– А через полчаса что будет? Астероид остановится? Или метеоритные борозды рассосутся? Я знаю, понимаешь, знаю, что я его не посажу!
– Хорошо… Ты не посадишь, передай управление Каракозову.
На экране возникло нахмуренное лицо второго пилота.
– Нам, татарам, конечно, все равно… Но я и подавно не понимаю, что с этим летучим гаражом делать. Предлагаю рассмотреть альтернативные варианты. Либо найти другой астероид. Либо пусть товарищи с «Камрани» тупо сбросят свой груз вниз! Ускорение свободного падения здесь мизер. Не разобьется даже хрустальная ваза!
– Чушь городишь, Каракозов, – оборвал его Часомерский. – Этот астероид мы искали двое суток. Ты предлагаешь еще двое суток угробить? Без гарантии, что мы на тот, свеженайденный, сядем? Теперь насчет «тупо сбросить»… Полагаю, это технически неосуществимо. Или как минимум технически бессмысленно. В подробности вдаваться некогда.
Затем произошло неожиданное. Неожиданное для всех, в том числе и для самого Комлева.
Повинуясь какому-то наитию, Комлев покинул свое скромное прибежище рядом с Поведновым, подошел к Часомерскому и, гипнотически глядя тому в глаза, сказал:
– Товарищ капитан третьего ранга, я могу осуществить посадку.
– Что вам для этого нужно?
– Ваше разрешение.
– А какой у вас налет?
– На звездолетах Главдальразведки – две тысячи часов.
– Хм! Много!.. Очень.
– У меня есть опыт. Я садился на астероиды шесть раз. Не сочтите за хвастовство, но по меньшей мере два случая были сложнее нашего.
– Где это вас угораздило?
– В системе Серапион. Если вы знаете, эта звезда – рекордсменка по числу тернарных и квартернарных астероидных субсистем. Я тогда летал на «Снегире», на судне-планетографе. С борта флагмана нашей экспедиции поступили данные, что на нескольких астероидах обнаружены следы искусственной деятельности. Ради этих следов мы, собственно, жизнями и рисковали. Впрочем, оно того стоило…
– Не забывайте, там целая рембаза у нас под брюхом. А она побольше планетографа.
– За время, проведенное здесь, я имел возможность это оценить.
– В таком случае… с Богом! – глаза Часомерского азартно заблестели.
Комлев не ожидал, что командир «Ретивого» так легко согласится. Не исключено, не ожидал и сам командир. Это был тот редкий случай, когда не люди с их рассуждениями и страхами руководили ситуацией, но ситуация руководила сама собой и людьми, дерзко импровизируя на ходу.
Быстрым, пружинистым шагом, почти срываясь на бег, Комлев покинул ГКП и прошел в носовую пилотскую кабину.
Пилоты – Еланов и Каракозов – посмотрели на него как на сумасшедшего. Однако, мешать не стали. Еланов уступил ему место старшего пилота.
Комлев сел, пристегнулся и строго поглядел на Каракозова.
– Вас как зовут, товарищ старший лейтенант? – спросил он.
– Рафаэль, – нехотя выдавил тот.
– Очень приятно. Владимир, – отрекомендовался Комлев. – Вот что, Рафаэль. Вы на меня не обижайтесь, но мне придется попросить вас полностью обесточить ваше рабочее место. Я должен быть уверен, что отвечаю за каждый импульс двигателей. И чувствую каждый из них.
– Вы что, охре… Это, конечно, не запрещено… Но мы ведь даже вашего летного патента не видели!
– Заткнись и выполняй! – твердо сказал товарищу Еланов.
Скроив презрительную мину, Каракозов повиновался.
Комлев подключил свой гермокостюм «Саламандра» к беспроводной сети пилотской кабины. Первым, что он услышал, был голос старшего пилота «Камрани». Еще на ГКП он усвоил: пилота зовут Федор Диденко.
– Говорит капитан второго ранга Комлев. С благословения Часомерского занял рабочее место старшего пилота фрегата. Я пилот первого класса, специалист по сложным случаям. Сейчас мы сообща посадим все это хозяйство… Как слышите меня, товарищ Диденко?
– Слышу нормально, – судя по обрадованному голосу Диденко, у него отношение к этой смене коней на переправе было куда более позитивным, нежели у Каракозова и Еланова. Как видно, ему страстно хотелось побыстрее сесть, хоть как-нибудь. – Очень на вас надеемся!
– Теперь вызываю командира звена «Дюрандалей». Как слышите?
– Лейтенант Бялых на линии! – ответили из эфира.
– У меня к вам будет просьба. Три истребителя прошу развернуть в линию параллельно корпусу «Камрани». Превышение над условным геоидом астероида – сто метров. Удаление дозора от «Камрани» вперед против вращения астероида – единица. Мне очень важно видеть рельеф набегающей поверхности во всех подробностях. Как поняли?
– Нормально поняли. Покажем!
– А четвертый «Дюрандаль» поставьте, пожалуйста, перед носом «Камрани» на минимально безопасном удалении. Это, я так понимаю, метров семьдесят.
– Можно пятьдесят, – подсказал Бялых.
– Тем лучше. Пусть все время показывает надирную точку под «Камранью».
Пока «Дюрандали» перестраивались, Комлев задал несколько вопросов Диденко, пилоту «Камрани». Его интересовала механическая надежность посадочных опор рембазы и импульс ее двигателей. Что касалось опор, худшие опасения Комлева не подтвердились. А вот движки оказались старыми, выгоревшими. Не удивительно, что Еланов с Каракозовым капитулировали перед неуправляемой валкостью этой лохани…
– Теперь проведем, так сказать, эксперимент на натуре, – сказал Комлев пилоту «Камрани». – Ваша задача, товарищ Диденко, не делать ровным счетом ничего. Но как только я скажу «импульс», вы даете полную семисекундную мощность на все без исключения днищевые дюзы… Семь секунд, полная мощность. Ясно?
