– Шагаем!
Гиены, подняв ужасную звуковую какофонию, трусливо бросились наутёк.
– Обижаются, пятнистые, – усмехнулся Лёха. – Мол, у них нагло и беспардонно отобрали законную добычу. Ладно, ознакомимся с последствиями этого неожиданного и коварного набега.
Минут через десять Ванда подытожила:
– Уцелела лишь наша основная палатка. Спальные мешки порваны в клочья, даже примус изгрызли, сволочи жадные… Посмотри, милый, на банки с консервами. Половину разорвали на части! Ну, и зубки – у этих пятнистых собачек. Ужас, что такое!
– Может, оно и к лучшему? – с философской грустинкой передёрнул плечами Лёха.
– Что же в этом хорошего, оболтус белобрысый? Шутки армейские шутим?
– Ничуть не бывало. Я говорю совершенно серьёзно. Вот, ты хорошенько сама подумай. Зачем нам в пути нужны целых три палатки? А для чего – в такую жару – спальные мешки?
– Ну, не знаю…
– А, продовольствие?
– Что – продовольствие? – засомневалась жена.
– Много ли его унесёшь с собой? Мой рюкзак должен весить килограмм тридцать пять. Ну, на крайняк, сорок. Твой, учитывая общую хрупкость благородного графского организма, порядка пятнадцати-семнадцати. Палатка и резиновая лодка. Это уже больше четырнадцати килограмм. Плюсом пистолеты, запасные обоймы к ним и к карабину, три десятка стрел к арбалету, четыре шумовых гранаты, запасные кроссовки, походный котелок и сковородка, всякого по мелочам… Получается, что много продовольствия нам не утащить. Возьмём килограмма три-четыре пшеничной муки – блины печь. Десятка полтора банок с говяжьей и свиной тушёнкой, да две палки полукопчёной колбасы. Колбаска, завёрнутая в аппетитный пышный блин, является любимой походной пищей Богов и истинных армейских гурманов… Ещё прихватим коробку с чаем, расфасованным по порционным пакетикам, банку растворимого кофе, с килограмм сахара и литра два-три сока в картонных упаковках. Пожалуй, и всё. Нет больше места.
– Считаешь, что – на десять суток – этого достаточно?
– Более чем.
– А, если возникнет непредвиденная задержка? Скажем, на неделю-полторы?
– Ничего страшного, милая сероглазка. Будем охотиться и рыбачить. Прорвёмся. Не впервой.
Сперва они упаковали рюкзаки. Потом Лёха оперативно развёл жаркий костёр, вскипятил в котелке воду и заварил крепкий чай. А Ванда, наготовив целую гору бутербродов, сообщила:
– Израсходовала две последние пачки с соевыми галетами и три – последних же – баночки с красной икрой. Остальную икру – два десятка банок – наглые гиены сожрали, оставив только погрызенные кусочки жести… Алекс, этого хватит?
– Вполне. На маршрут не стоит выходить с плотно набитым животом – дыхание собьется, да и ноги быстро устанут…
После трапезы Лёха объявил:
– Всё, выступаем. Только остатки чая перелью в стандартные походные фляги, которые надо закрепить на поясах. Смотри, как это делается. Давай, помогу…
– Спасибо. А теперь надо посидеть на дорожку и с минутку помолчать, – посоветовала Ванда. – Примета такая, старинная и верная. Мне бабушка говорила.
– Хорошо, посидим. Как скажешь, родная… Всё, обещанная молчанка закончена. Встаём. Надеваем рюкзаки. Я вешаю за спину проверенный арбалет, в ладони же беру карабин. Вёсла от лодки, сероглазка, твоя забота… Шагом, марш! Курс – строго на юг!
– За орденами и славой! – дополнила Ванда.
– А, то…
За десять часов, сделав три коротких привала с одним тушёночным перекусом, они выбрались на хребет водораздела.
– Километров тридцать пять, если считать по прямой, отмахали, – привычно смахивая со лба капельки пота, сообщил Лёха. – Не плохо, мать его, для начала… Солнышко уже приближается к горизонту. Пора определяться с ужином и ночлегом… Ага, вот же, подходящая ровная площадка. Сухие дровишки имеются, за базальтовой скалой ручеёк журчит. Хорошее местечко. Останавливаемся.
– А завтра мы куда пойдём? – сбрасывая с узких плеч рюкзак, спросила Ванда.
– Спустимся с водораздела и направимся вон по той широкой долине. Она, правда, слегка отклоняется на юго-запад. Ничего, потом учтём этот момент, выровняемся… Смотри, в каменной стене имеется узкая чёрная щель. Может, это вход в пещеру?
– Сходим и посмотрим?
– Ну, его в баню турецкую. И других важных дел хватает… Слышишь, кукушка кукует?
– Ага, практически безостановочно. Значит, мы с тобой, любимый, будем жить вечно…
Через полчаса палатка была установлена, ярко и почти бесшумно горел походный костёр, в мятом котелке тихонько побулькивал кипяток, на сковородке яростно шипели, распространяя вокруг аппетитный запах, пышные блинчики.
– Ты, Алекс, как и всегда, прав, – слегка причавкивая, объявила Ванда. – На белом свете нет ничего вкуснее, чем полукопчёная колбаска, завёрнутая в тёплый пшеничный блин… Ой, слышишь? Кажется, гром гремит? А с востока тучи наползают – чёрные-чёрные…
Дождь шёл всю ночь напролёт. За полупрозрачным полотном палатки безостановочно сверкали изломанные жёлтые молнии, гремели, практически не смолкая, длинные и насмешливые раскаты грома.
– Плохо это, – печалилась Ванда. – Можем застрять здесь – чёрт знает на сколько. Неужели, мы попали в дождливую «благоприятную полосу», о которой предупреждал епископ Альберт?
Ранним утром Лёха, аккуратно отогнул полог палатки, осторожно выглянул наружу.
Молнии больше не сверкали, но стена дождя была ещё достаточно плотной – серой, скучной и сонной. А за дождевой стеной угадывалось что-то тёмное, очень большое и воронкообразное…
«Очень знакомая и пакостная картинка, – оповестил памятливый внутренний голос. – Мы с тобой, братец, с этой гадостью уже встречались-сталкивались несколько раз… Помнишь? Там, в штате Висконсин, во время плановой командировки – по обмену опытом с американскими профильными коллегами?»
– Помню. Как не помнить? – поднося к глазам бинокль, чуть слышно пробормотал сквозь стиснутые зубы Лёха, а после этого тут же перешёл на крик: – Ванда! Подъём! Прямо на нас движется торнадо!
Глава двадцать восьмая
Путники
«Торнадо? – неуверенно спросил-промямлил обескураженный внутренний голос: За что нам, братец, такой дорогой и бесценный подарок? Вот же непруха! Блин дождливый, промокший…»
Гигантская тёмная воронка, плавно и грациозно раскачиваясь из стороны в сторону, угрожающе быстро надвигалась с юга-востока. Через мощную оптику было хорошо видно, как в могучем воздушном потоке поднимались вверх – по крутой спирали – вырванные с корнем кусты вереска и голубики, базальтовые валуны, пятнистые гиены, полярные волки и разноцветные динозавры.
– Даже не буду спрашивать, что означает слово – «торнадо», – известил спокойный голос жены. – Что делать? Командуй, родненький…
– Хватаем вещи и немедленно уходим в пещеру! – отведя от глаз бинокль, велел Лёха. – Быстро! Не рассуждая.
Вокруг установился-образовался загадочный тёмно-серый сумрак. Стало тихо-тихо…
«Прямо как в зарытом кладбищенском гробу. Мать его… – ехидно хмыкнул легкомысленный внутренний голос. – Уходим, братец, уходим! Ей-ей, не до шуток…»
Тишина сменилась оглушительным визгом. Задул сильный шквалистый ветер. Как казалось – задул со всех сторон сразу.
Лёха, набросив на правое плечо ремешок карабина, схватил одной ладонью лямку рюкзака, другой – рукав куртки жены, после чего скомандовал:
– За мной! Уходим!
Они, с трудом преодолев сильнейшие порывы колючего ветра, вошли в пещеру.
Прежде, чем проследовать дальше, Лёха обернулся.
Сверкнула яркая, многократно-изломанная изумрудно-зелёная молния, через пару секунд, заполняя собой весь окружающий мир, загремело. Палатка рухнула и через мгновение, улетев – по широкой спирали – в неизвестном направлении, исчезла из вида…
«Сильна, всё же, наша матушка-природа!», – одобрил непредсказуемый внутренний голос. – «Красота, одним словом! А ты, братец, дурак законченный… Как это – почему? Ремешки-то, мать твою, перепутал. Никакой это и не карабин – на твоём плече. А, видишь ли, арбалет. Недотёпа белобрысый и не в меру мечтательный…».
