Сейчас Вуузелансему, похоже, не изменило самообладание. Его самый беспокойный студент уже не в первый раз высказывал подобные мысли.
— Ты осуждаешь,ты критикуешь, ты бичуешь. Но что ты можешь предложить взамен? Грубые, гневные, но при том плоские опусы. Показная чувствительность, фальшивый пыл, неистовая предубежденность… «Джарцарель взмывает и скользит, ныряет, целуя землю, останавливается, исходя страстью… Встреча в пустоте».
Со всех сторон послышались одобрительные щелчки. Слова и свистки мастера были, как всегда, яркими и образными. Однако Десвендапур не спешил отступать — как в прямом, так и в переносном смысле. Послушать Вуузелансема — и все покажется таким простым! Он легко сыплет верными словами и звуками, подчеркивая их ювелирно точными жестами рук и движениями тела, в то время как другим приходится биться часами, днями, неделями ради того, чтобы сложить одну-две оригинальных строфы. Дес постоянно боролся с собой. Он никак не мог найти подходящих слов, чтобы выразить эмоции, клокотавшие в глубине его души. Подобный неспокойному вулкану, он выбрасывал дым и пепел, но до настоящего творческого извержения не доходило. С поэтической точки зрения ему явно недоставало чего-то важного. Его стихи зияли пустотой.
Дес терпеливо принял поэтический упрек, однако его усики загнулись назад, к спине, показывая, насколько уязвлен молодой поэт. Это случалось уже не первый раз, и Десвендапур не надеялся, что в последний. И был прав. Поэзия иногда бывает весьма жестока, а хорошие наставники обязаны своей репутацией не тому, что цацкаются и сюсюкают с учениками.
Оглядываясь назад, Дес не удивлялся, что сумел перенести все тяготы обучения. Но хотя молодой поэт не сомневался в своем выдающемся таланте, полученный диплом немало его удивил. Он рассчитывал, что его выпустят в лучшем случае с удовлетворительной оценкой. А между тем ему выдали официальное свидетельство с персональными рекомендациями. В результате Дес получил скучную, но терпимую работу в частной компании, занимающейся оптовой торговлей пищей. Ему приходилось сочинять веселенькие стишки, восхваляющие вкусные и полезные продукты, которыми торговала фирма. Работа давала достаточно средств к существованию — уж еды-то Десу точно хватало! — однако его поэтическая душа изнывала от тоски. В результате ежедневного сочинения виршей о чудных и роскошных овощах и фруктах поэт вскоре почувствовал, что готов взорваться. Однако не взорвался. Вместо этого его начал преследовать страх: а вдруг ему и впрямь не суждено?…
Десятки приглашенных гостей выстроились традиционным кружком в саду, где должна была произойти утилизация покойного поэта. Светила науки и сановники, бывшие ученики, как знаменитые, так и незаметные, представители клана и семьи вежливо внимали благоговейным речам и проникновенным стихам, восславляющим заслуги и добродетели усопшего. Церемония несколько затягивалась. Надо сказать, она уже и так шла дольше, чем пришлось бы по вкусу смиренному Вуузелансему. Дес, усмехнувшись про себя, подумал, что, будь мастер жив, он бы давно уже извинился и сбежал с собственных похорон.
Блуждая в толпе под аккомпанемент пышных славословий, Десвендапур с удивлением заметил двух своих бывших сотоварищей, Броудвелунцедаи Ниовинхомек. Оба сделали успешную карьеру, Броуд в правительстве, а Нио — в вооруженных силах. И там и там всегда был спрос на энергичную, воодушевляющую поэзию.
Дес поколебался, но в конце концов присущее транксам стремление к общению с себе подобными пересилило его природную склонность к уединению. Когда Дес подошел поближе, оба старых знакомца немедленно его признали, чем он втайне был очень польщен.
— Дес! — Ниовинхомек наклонилась и буквально сплела свои усики с его. Этот фамильярный жест порадовал Деса куда больше, чем он хотел себе признаться.
— Какое горе! — сказал Броуд, указывая в сторону помоста.— Такая огромная потеря.
— «Катясь к земле, волна выбегает на песок, размышляя о своей участи. Испарение несет разрушение».
Дес знал эти стихи. Нио цитировала четвертый сборник мастера. Его друзья немало удивились бы, узнав, что угрюмый, равнодушный с виду Десвендапур помнит наизусть все стихотворения Вуузелансема вплоть до знаменитых пространных фрагментов «Джор!к!к…», так и оставшихся незавершенными. Но сейчас он был не в настроении выражаться цитатами.
— А ты как поживаешь, Дес?
Броуд помахивал иструками, выражая дружелюбие, граничащее с теплой привязанностью. Почему — Дес решительно не понимал. Во время учебы он не обращал особого внимания на чувства своих соучеников. Он вообще почти не обращал внимания на чьи-либо чувства. И теперь такой теплый прием его озадачил.
— Ты еще не подобрал себе пару? — осведомилась Нио.— Я вот собираюсь спариться месяцев через шесть.
— Нет еще,— коротко ответил Дес. Да и кто с ним захочет спариться? Ничем не примечательный поэтишка, занимающийся рутинным стихоплетством и ведущий на редкость унылое существование. Да и поведение его не сулило самкам особых радостей бытия. Не то чтобы Дес не испытывал тяги к размножению. Его стремление спариваться было не менее сильным, чем у любого другого самца. Но при таких манерах и темпераменте ему очень сильно повезет, если какая-нибудь самка хотя бы дернет яйцекладом в его сторону.
— Не такое уж это и горе,— продолжал он.— Вуузелансем сделал превосходную карьеру, оставил после себя некоторое количество стихов, которые имеют все шансы надолго его пережить, атеперь ему не придется каждый день мучительно стараться быть выдающимся. Отчаянное стремление к оригинальности — камень, который придавит любого творца. Ну ладно, приятно было с вами повидаться.
Дес снова опустился на все шесть и начал разворачиваться, собираясь уйти. Первоначальная радость от встречи со старыми приятелями уже почти испарилась.
— Погоди! — остановила его Ниовинхомек, покачивая обоими усиками. Зачем она это сделала, Дес не мог понять. Большинство самок его присутствие раздражало. Он был твердо убежден, что у него что-то не в порядке с феромонами[1].
Подыскивая тему для разговора, которая могла бы удержатьДесвендапура, Нио вспомнила, о чем чаще всего сейчас разговаривают у них на работе.
— Дес, что ты думаешь об этих слухах?
Молодой поэт развернулся и сделал непонимающий жест. Ему внезапно захотелось убраться подальше, сбежать и от воспоминаний, и от бывших друзей.
— О каких слухах?
— Ну, об этих историях из Гесвикста! — настаивала она.— Слышал сплетни?
— Чррк, вот ты о чем! — восклицательно протрещал Броуд.— Ты имеешь в виду новый проект, да?
