старой Илоной думаем, что вам надо остаться, но остальные… и кто их за это упрекнет после того, как ты поднял копье на Лиама?
Юрий внезапно опротивел мне до тошноты своей смазанной жиром физиономией и своей присказкой «кто их за это упрекнет». Мне очень захотелось как бы нечаянно пихнуть его в одну из луж, оттаявших на снегу от огня, а когда он плюхнется в ледяную воду, сказать: «Кто меня за это упрекнет?» Я не желал больше слышать мудрых изречений из этих толстых сальных уст.
— Соли решил, что нам надо ехать. Мы отправимся завтра или послезавтра.
— Что ж, Соли твердый человек — если он решил ехать, кто его за это упрекнет?
Но нам не суждено было покинуть деваки так просто. В то же утро Соли достал радио из тайника в днище нарт и уединился с ним в лесу, но ему не удалось связаться с Городом. Он провел в бесплодных попытках полдня, пока начавшаяся вьюга не вынудила его вернуться в пещеру. Вечером мы все собрались в нашей хижине вокруг горючих камней. Соли поставил на белые шкуры в центре хижины блестящий черный ящик длиной с половину мужской руки и сказал:
— Радио мертво.
— Это невозможно, — заявил Бардо. Теребя бороду, он лежал на моей постели и жевал какие-то орехи. — Оно не могло умереть.
Мать с Жюстиной в дальнем углу распяливали шкуры на сушилке. В хижине было тепло, так тепло, что на круглых стенах блестела вода. Мать стряхнула капли с шелковистого шегшеевого меха. Ее сильное лицо при свете камней казалось желтым.
— С чего ты взял, что радио умерло? — спросила она.
— Если это правда, то дело наше плохо, — заметил Бардо, глядя, как Жюстина встряхивает другую шкуру. К немалому раздражению Соли, он наблюдал за Жюстиной при всяком удобном случае, а также постоянно вел с ней дружеские беседы. — Но где это слыхано, чтобы радио умирало? — Бардо небрежно бросил в рот орех, но я-то видел, как он нервничает.
— Конечно же, оно не может умереть, — вставила Жюстина со своей милой улыбкой. — Разве можно вообразить себе такое? Все равно как если бы солнце не встало на рассвете. Есть вещи, которые не умирают. Главный Технарь делал эту рацию лично — как она может быть мертва?
Бардо, схватившись за живот, застонал, и ему отозвался скулеж из входного туннеля. Две наши собаки хворали, и мы взяли их в хижину из-за непогоды.
— Туса, Лола, — окликнул их Бардо, — как по-вашему, мертво радио или нет? Если да — гавкните три раза. — Он подождал, но псы в своих снеговых норах молчали. — Вот видишь — все согласны, что радио не может умереть.
— Тихо! — прошипел Соли, наклонившись над рацией. — Помолчи немного.
— Может быть, оно просто болеет? — сказала Катарина. Она раскопала тайник под своей постелью и разбирала образцы. В согнутом положении она казалась полнее, чем обычно, и ее волосы блестящей черной завесой спадали на пол. Она опорожнила на снег одну из сфер, дымчатую, под цвет ее глаз, и на снегу образовалось индиговое пятно. Я почувствовал перечно-мятный запах консервирующей жидкости, и Катарина забросала пятно свежим снегом. — Теперь, когда три семьи уехали, эти образцы — все, что… — Она перебирала пробы одну за другой, показывая Жюстине наиболее ценные.
— Если это все, что у нас есть, — сказала Жюстина, — придется, полагаю, ограничиться этим. Тебе, должно быть, нелегко было их собирать, да теперь здесь и мужчин не осталось, кроме манвелинских, а у них… у них ты уже взяла пробы, почти у всех, правда, Катарина?
Мне не хотелось смотреть на эти сферы с густым белым семенем деваки. Я подошел к рации и взял ее в руки, сказав Соли:
— Может быть, Катарина права и радио просто болеет?
— Но если это так, — вмешался Бардо, — почему оно не может вылечиться самостоятельно? А, Главный Пилот? Вы его не спрашивали?
— Спросил первым делом, — ответил Соли. — Но радио молчит — стало быть, оно мертво.
— Все этот треклятый холод. Он чье угодно нутро заморозит.
— Мы все учли? — спросила мать. — Все возможности?
— Какие возможности? — осведомился Соли.
Мы стали обсуждать возможные варианты. Главный Технарь мог забыть настроить свое радио на прием нашего сигнала; радиоактивный выплеск из Экстра мог наконец дойти до Невернесса, вызвав атмосферные помехи. А может быть, в Ордене наконец случился раскол, началась гражданская война и Башня Технарей вместе со всеми их замечательными машинами уничтожена?
Ночь шла своим чередом, мы устали, и в голову лезли самые дикие мысли. Мы, наверное, слишком долго прожили в этих снежных холмах, слишком много ночей провели в этой хижине, слушая, как дует ветер и воют волки. Мне лично все реалии Города казались очень далекими. Даже сам Город стал представляться фантастическим, нереальным — это был какой-то давний сон, засевший в памяти прежнего Мэллори. Глядя на эти гарпуны, выделанные шкуры, горючие камни, мигающие желтовато-оранжевым светом, трудно было поверить в существование другого мира, и все что угодно казалось возможным. Вдруг в Городе высадилась новая раса пришельцев, перебила всех людей и захватила Город? Вдруг Твердь или какое-то другое божество так изменили законы пространства-времени, что все электромагнитные волны стали распространяться медленнее или вообще перестали существовать? Вдруг и самого Города больше не существует?
Эти разговоры усиливали нервозность Бардо. Он крутил усы, тер себе живот и бесшумно, как всегда в присутствии женщин, пускал газы. Воздух в хижине заметно испортился. Жюстина махала рукой у себя перед носом.
— Чертов Туса! — выругался Бардо. — Нажрался тухлой тюленьей требухи и пердит, что твоя ракета. Дыхнуть нечем, ей-богу!
Вонь действительно стояла такая, что мы стали дышать ртом — все, кроме Соли, который ощупывал футляр рации, ни на что не обращая внимания. Мать, сморщив нос и прикрыв его воротником парки, негодующе посмотрела на Бардо и заявила:
— Все мужчины — вонючие скоты.
Бардо смущенно набычился, а мать презрительно вскинула подбородок. Презрение вскоре перешло в ненависть — и к Бардо, и к себе самой. Язык у матери был обоюдоострый, и пользоваться им было опасно: когда ее задевали, она тут же расправлялась с обидчиком, а потом ненавидела себя за проявленную жестокость и обидчика за то, что он вынудил ее эту жестокость проявить.
— Я понимаю, о чем вы думаете, — сказал Бардо, — но это сделали Туса или Лола, а не я.
Мать с отвращением отвернулась от него к Соли и сказала:
— Если радио мертво, то его убили, машины, сделанные технарями, естественной смертью не умирают. — Она вышла из хижины подышать свежим воздухом —
