– Этак у нее и атмосфера образуется… – раздумчиво заметил Одинцов.
И тут до Комлева наконец дошло.
– Да что атмосфера! При чем тут атмосфера?! Это же последствия взрыва! Наши все-таки сумели! Сделали! Засунули ей «Орех» в самое брюхо! Подавилась, тварь! Сейчас сдохнет, я тебе говорю! Сдо-о-охнет! – захлебываясь, кричал он.
Ликование Комлева было таким бурным, что даже Одинцов встревожился.
– С вами все в порядке, товарищ кавторанг?
Прорезался Часомерский.
– Владимир, как вы думаете, это оно?
– Думаю, да! Сейчас мы все увидим!
И они действительно увидели.
Но совсем не то, на что рассчитывал Комлев. Операторы радаров доложили, что впереди по курсу «Ретивого» обнаружены восемь новых целей.
Учитывая огромную скорость фрегата, он должен был пройти мимо этих объектов через считанные минуты.
Корветы, к слову, держались за «Ретивым» как приклеенные. Может, не видели, что творится с архонтессой. А может, не придавали этому значения.
Более того, количество преследователей на радарах «Ретивого» резко увеличилось.
Обгоняя корветы, к фрегату рвались три группы неопознанных летательных аппаратов – каждая численностью до российского авиаполка.
Эти аппараты были заметно меньше корветов, но раза в четыре крупнее паладинов.
«Авиаполки» разделились. Один шел прямо на фрегат, два других, увеличив скорость, явно намеревались взять его в клещи.
– Одинцов! Выясни, пожалуйста, что там с этой загадочной восьмеркой объектов на наших острых курсовых углах. Может, операторы радаров ошиблись? И их вообще нет?
Одинцов с полминуты изучал информацию на тактическом терминале, о чем-то коротко переговорил с Часомерским. Затем отчитался:
– Объекты, к сожалению, на месте. Опознать их нет возможности. Наш запросчик «свой-чужой» сломан, сами объекты как бы «замазаны» оптическими помехами… Единственное, что можно сказать: они приближаются.
– Ну это я и сам вижу, – буркнул Комлев.
Уцелевшие зенитки фрегата открыли заградительный огонь по приближающимся аппаратам ягну. Плотность огня была незавидной. Но лучше уж незавидная, чем никакая.
Комлев развернул фрегат бортом к центральному «авиаполку» атакующих, прикинув, что благодаря этому «Ретивый» сможет задействовать уцелевшую кормовую батарею лазерных пушек.
Затем он включил все левобортовые дюзы. Это обещало оттянуть неизбежную роковую развязку еще не несколько секунд…
Больше он сделать ничего не мог.
Комлев демонстративно убрал руки с органов управления и сложил их на груди.
Одинцов уронил голову на панель управления – как школьник на парту.
Часомерский тоже помалкивал.
Внутрикорабельная трансляция словно бы умерла. Все боевые расчеты были заняты каждый своим делом. Докладывать было не о чем, да и в общем-то уже незачем. И вдруг тишину вспорол крик, наполненный радостью до краев – крик оператора систем слежения.
– Мужики! Объекты по курсу опознаны! Это «Слава»! «Севастополь»! В общем, корабли Стеклова! «Слава» только что подняла сорок флуггеров!
– Ты уверен? – гробовым голосом спросил Часомерский.
– Сто пудов, товарищ командир!
– В таком случае, Комлев, слушай приказ: начинай торможение.
– Есть торможение!
Конечно, скорость фрегата была колоссальной. И даже если бы все маршевые дюзы были исправны, погасить ее так быстро, как мечталось Часомерскому, все равно не удалось бы. Поэтому фрегат проскользнул между железными утесами «Славы» и «Севастополя» как стриж между двумя стоэтажными башнями гостиницы «Россия».
Проскользнул – и понесся дальше, отчаянно семафоря подгоревшими дюзами.
Поэтому Комлеву, Поведнову, Часомерскому и экипажу фрегата «Ретивый» было не суждено воочию насладиться торжеством русского оружия.
Они не увидели, как сотни зенитных ракет и десятки флуггеров устремились на перехват ракетоносцев ягну. А это были именно ракетоносцы, увешанные смертоносными пенетраторами. Волны ягну, имевших ту же проблему, что и фрегат «Ретивый» – чересчур высокую скорость – разбились о несокрушимую твердыню эскадренной ПКО. Лишь немногие из них успели отстреляться пенетраторами по «Славе» и «Севастополю». И уж вовсе никто из них не помышлял больше о преследовании «Ретивого».
А вот последнюю минуту архонтессы в системе Макран с борта «Ретивого» наблюдали.
Нет, она не взорвалась. И даже дымить она прекратила.
Но все же повреждения, нанесенные астероидом «Орех», были очень серьезными. И кто-то там внутри архонтессы счел опасным ее дальнейшее пребывание в системе. Ибо Х-блокада не работала, двери в систему Макран распахнулись и ксеносы прекрасно понимали, что вот-вот сюда ворвутся десятки маленьких – по меркам ягну – кораблей землян. Но с этих маленьких кораблей взлетят сотни аппаратов, неуязвимых для их позитронных пушек, и боевые потери сразу же из высоких превратятся в оскорбительные, позорные, совершенно неприемлемые.
На изумленных глазах Комлева октаэдр архонтессы претерпел трансформацию, которой бы позавидовала любая земная игрушка-головоломка.
Грани архонтессы распались на множество отдельных треугольников. Каждый треугольник развернулся вокруг своей оси на определенный угол. На несколько секунд архонтесса стала похожа то ли на железного ежа, то ли на шипастую рыбу-коробочку. Сходство усиливалось тем, что, вслед за разворотом треугольных участков обшивки, грани архонтессы вспучились и она, увеличившись в объемах, приблизилась по форме к сфере…
Сфера эта не была гладкой. Она была по-прежнему набрана из множества треугольников и дополнительных граней, выдвинувшихся из глубины конструкции. При этом та грань, которая раньше дымилась, осталась как бы искалеченной. В ней зиял глубокий кратер. Из трещин в его поверхности извергся фонтан блестящих обломков. Хаотически вращаясь, они поспешили выйти на орбиту вокруг архонтессы, ослепительно искря и пританцовывая в лучах двойной звезды.
А затем архонтесса исчезла вместе со всем своим инофизическим колдовством.
Глава 1. В Институте Аномальной Астрофизики
20 августа 2622 г.
Город Синандж
Планета Тэрта, система Макран
Два следующих дня выдались скучными – понятно, по нашим, осназовским меркам.
После расстрела астрофагов на Арасе, клонская эскадра отошла на орбиту Тэрты. «Кавад», конечно, тоже. На нем мы и заночевали. Никогда не забуду каюту какого-то безымянного клонского лейтенанта, куда меня временно поселили, с искусственным деревцем – кажется, мандарином – на «подоконнике» и домашними тапочками сорок шестого размера в виде двух улыбающихся коровок…
