Чило мгновенно проснулся и рывком сел, сбросив одеяло.
— Что, твои приятели тебя разыскали?
— В том-то все и дело. Я вижу лишь следы, но не те следы, которые оставил бы прошедший транкс.
Чило нахмурился.
— Какие такие следы?
— Иди посмотри.
Чило углубился в подлесок вслед за инопланетянином — и застыл как вкопанный. Зрелище было знакомым, но от этого не менее мерзким. Повсюду красовались шкуры, растянутые на распялках, сделанных из связанных лианами палок. Виднелись также следы недавней трапезы, а еще места, где землю вытоптали охотничьи башмаки. Чило не был биологом, однако признал шкуры ягуара и двух диких кошек. Поблизости стоял еще легкий контейнер, который, при ближайшем рассмотрении, оказался набит перьями, содранными с десятков попугаев и других ярких тропических птиц.
Чило опустил крышку контейнера и с тревогой огляделся.
— Что за странная человеческая деятельность? Некий особый ритуал, который должны выполнять местные официальные лица?
— Угу, ритуал.
Чило начал потихоньку отступать с небольшой полянки.
— Только местные официальные лица тут ни при чем. Как раз наоборот.
Он кивнул на шкуры, сохнущие на жарком утреннем солнышке.
— Это лагерь браконьеров.
— Данный термин мне незнаком.
Десвендапур достал скри!бер и принялся отступать вместе с человеком. Однако не удержался, оглянулся и еще раз посмотрел на безглазые шкуры, грустно висящие на грубо сделанных распялках.
Чило шарил взглядом по деревьям и кустам.
— Браконьеры — этолюди, которые пробираются в такие места, как заповедник, и воруют здесь все, что можно потом продать. Редкие цветы для коллекционеров орхидей, редких жуков и бабочек для коллекций насекомых, экзотическую древесину для мебельщиков, образцы минералов, живых птиц и обезьян для подпольных торговцев животными. Птичьи перья — для украшения, шкуры — для одежды.
Он указал на оставшийся позади лагерь.
— Одежды? — Десвендапур опустил скри!бер и еще раз оглянулся.— Ты хочешь сказать, люди убивают животных и снимают с них кожу, чтобы другие люди могли ее на себя надеть?
— Ну да, примерно так.
Чило пригляделся, нет ли впереди муравьев, змей или кусачих жуков, и раздвинул густую ярко-зеленую листву.
— Но ведь у людей уже есть своя кожа! И потом, насколько я могу видеть, ваша текстильная промышленность создает вполне удобные искусственные ткани, которые защищают ваш мягкий, чувствительный внешний покров от стихий. Зачем же кому-то кутаться в кожу других живых существ? Быть может, подобное действие имеет некое религиозное значение?
— Ну, кое-кто к этому действительно относится похоже,— невесело усмехнулся Чило.— Мне случалось видеть богатеев, которые смотрят на моду как на религиозный культ.
— И едят плоть мертвых животных!
Десвендапур попытался передать свое отвращение, но он еще не настолько хорошо владел человеческим языком, и потому ему пришлось ограничиться жестами.
— Нет. Остальную часть животного такие люди выбрасывают.
— То есть каждое существо убивают только ради его эпидермиса?
— Угу. Правда, иногда продают еще клыки и когти. Ну как, вдохновляет?
— Все это звучит очень мерзко и первобытно. Загадочная смесь утонченности и дикости является частью того, что характеризует вас как весьма странную расу.
— Ну, тут я спорить не стану.
Хотя Десвендапур без труда поспевал за Чило и даже со сломанной ногой двигался по лесу куда ловчее двуногого, он тем не менее осведомился, почему они так спешат.
— Люди, которым принадлежит лагерь, пристрелят нас так же легко, как представителя вымирающего вида животных. Браконьерство в заповеднике наказывается полным промыванием мозгов и принудительным программированием общественно приемлемого поведения. Такого даже я бы не потерпел, а уж тот, кто ощипывает попугаев и сдирает шкуры с диких кошек, и подавно не потерпит. Нас и так уже ищут твои сородичи. Этого вполне достаточно.
— Разве достаточно?
Чилос шумом втянул всебя воздух. Он мог бы попытаться обойти дуло ружья, направленного в его сторону, но, по всей вероятности, далеко бы не ушел.
Перед ними стояли двое: очень невысокие люди с очень большими акустическими ружьями. Кожа у них была цвета полированного золота, длинные черные волосы забраны в немодные нынче конские хвосты, одежду составляли тропические маскировочные комбинезоны, благодаря которым браконьеры почти сливались с кустами и стволами, перевитыми лианами. Дуло одного из ружей зависло в неприятной близости от носа Чило.
Он мог бы попытаться пригнуться, отбить дуло в сторону, попытаться выдернуть ружье или выхватить свой пистолет, если бы противник оказался один. К несчастью, их было двое. Второй стоял поблизости, но недостаточно близко, чтобы до него допрыгнуть, и тоже держал ружье наготове.
Рука Чило невольно дернулась к спрятан ной под курткой кобуре. Браконьер, стоявший напротив, ничего не сказал. Он только медленно покачал головой — и Монтойя поспешно поднял руки вверх.
Второй браконьер шагнул вперед. Он вытащил пистолет незнакомца, потом ощупал его одежду и снял с него рюкзак. Забросив на плечо вещи Чило, он сделал шаг в сторону и уставился на транкса.
— А это что за чертовщина, cabron?[2]
Дуло ружья теперь чуть опустилось и смотрело Чило не в нос, а в грудь.
— Это инопланетянин. Транкс. Вы что, трехмерку не смотрите?
— А как же! — второй браконьер сухо хохотнул.— Только и делаем, что смотрим трехмерку. А еще принимаем морские ванны и делаем сеансы массажа.
— Мы тут живем тихо и ничего не знаем,— пояснил браконьер, взваливший на плечи чужой рюкзак.— Все наши предки так жили, и мы так живем. Нас с Апесом такая жизнь вполне устраивает.
Его взгляд потемнел.
— До тех пор, пока всякие проныры не начинают совать нос в наши дела.
Он опустился на колени и принялся рыться в содержимом рюкзака. Через некоторое время поднял голову и взглянул на товарища.
— Это не лесничий. И не ученый.
Он встал и окинул Чило задумчивым взглядом.
— Это pesadito, никто.
Его товарищ качнул ружьем.
— Хорошо. Значит, никто его и не хватится.
Жесткий, немигающий взгляд устремился на спутника напрягшегося Чило.
— А со здоровенным жуком чего будем делать?
Он ткнул вора стволом в живот.
— Где ты его взял, мужик, и какая тебе с него польза?
— Ага,— поддакнул второй браконьер.— И вообще, что инопланетная уродина делает в таком месте, как заповедник? Она земшарский понимает?
