Маслов молчал. Хорошо. Ладно. Если недолго. Раков сегодня на себя не похож…
– Итак, голубчик, прежде всего… чем я могу вам помочь? Лечебный гипноз вы отрицаете как средство облегчения ваших страданий?
– Абсолютно. Мое сознание должно находиться под моим контролем.
– Признаться, иного я и не ожидал. Что ж, тогда мне остается влить в вас неадекватное количество химии… по моим представлениям, она будет блокировать любые болезненные ощущения в течение трех-четырех дней. Вас это устраивает?
– Ясность рассудка и членораздельность речи вы гарантируете?
– Разумеется.
– Отлично. Вливайте.
– Доза варварская. В любом другом случае я бы отсоветовал вам.
– Вливайте, тут нечего обсуждать. Ситуация требует.
– Вы просили от меня четкой информации, голубчик. Так вот, если хотите получить ее во всей полноте, то потерпите еще немного. Я нахожусь в сомнении вовсе не по поводу вашего здоровья, любезный; тут уже нечего опасаться, поверьте; через минуту вы получите на этот счет все необходимые комментарии… Я сомневаюсь в действенности препаратов. У вас особый случай. Даже самые сильные средства могут в любой момент потерять силу.
– О чем это вы говорите?
Раков нервно глотнул.
– Всего три раза мне попадалось такое… Вы – четвертый. Я практикую, слава богу, шестьдесят лет, совсем старый пень… замшелый старый пень… а… вот видите… четыре случая за полвека. Ответьте, когда вы в последний раз ели?
– Уж и не помню. В последние дни я очень мало ем, – старейшина лукавил. Кажется, он не ел уже дня три. Притом, ему совсем не хотелось есть… Только сейчас, на полчаса выйдя из горячки борьбы, он дал себе в этом отчет и… не то что бы ужаснулся, скорее, удивился: «Вот же моя старая рухлядь! Крепко сделана и заправки почти не требует…»
– Когда в последний раз ходили в туалет?
– Не помню.
И действительно, – не помнил. Совсем не помнил! Три дня назад? Четыре дня назад? Или… два? Нет, все-таки больше. Черт его дери! Как такое может быть?
– Как такое может быть, Евграф Васильевич?
– Теперь вы разделяете мое изумление. Во всяком случае, небольшую его часть. Послушайте, голубчик, у вас работают легкие – вы дышите; сокращается сердечная мышца – есть пульс; функционируют органы зрения, слуха, обоняния… да?
Маслов машинально проверил… да, разумеется, он слышит, видит… о! о-о-о…
– Дышу… но запахов не различаю…
– Очень хорошо, – деловитым докторским тоном резюмировал Раков, – Но на работу головного мозга не жалуетесь?
– Нет.
– И сохранили способность к речи и свободному самостоятельному перемещению. Зрачки – на месте. Давление фактически в норме. Зато… Для начала, температура тела: тридцать два градуса. Не работает целый ряд внутренних органов, притом давно не работает. Вся схема искусственной поддержки вашего здоровья отключена. Механизм отключения мне непонятен, механизм вашего выживания в столь экстремальных условиях мне тоже непонятен. Я готов расписаться в полной профессиональной несостоятельности. По всем показателям, летальный исход должен был наступить не позднее двух суток назад.
– Что?
– Вы два дня как труп… Вы труп, Андрей Семенович. Однако ходите, дышите и разговариваете.
– Труп? Но у меня все болит!
– Помните, я говорил о химиотерапии? Вся сложность состоит вот в чем: ни один медик не скажет, как эти средства подействуют на тело, только чудом не начавшее еще разлагаться.
Маслов помолчал с минуту. Информация выходила за рамки его представлений о мире. Но от этого не переставала быть информацией. Он жив. Дела остались. Надо взять себя в руки.
– Евграф Васильевич, вы упомянули три других случая, подобных моему.
– Да. Если хотите знать, до сих пор о них известно только мне и моему духовнику. Я не давал комментариев даже самим пациентам. Итак, три похожих случая… Один человек умер, будучи абсолютно здоровым. Остановилось сердце, хотя по всем признакам оно могло проработать еще сто лет. Насильственная смерть исключается. Суицид исключается. Ушел из мира живых, да и все тут. Другой человек ожил в паталогоанатомическом отделении, через пять часов после однозначной фиксации летального исхода. Это произошло двенадцать лет назад. Он жив-здоров до сих пор. Наконец, третья моя пациентка родила при полном, фатальном бесплодии. Я не испытываю желания вдаваться в чисто медицинские подробности. Говоря обычным языком, ей просто нечем было родить того замечательно здорового младенчика, который сейчас, говорят, уже целый майор.
– Это можно считать надеждой?
– По всей видимости.
…Четверо суток он не подпускал к себе Ракова. Просто некогда было. Дважды вызывал и отправлял назад, так и не поговорив. Времени не было. Все сыпалось. Все рушилось, ломалось и воняло.
Дылда не отвечал ни на какие попытки связаться с ним и перетереть дело заново. Впрочем, даже сейчас Маслов не уступил бы ему. Информационные каналы подняли шумиху; вся та команда, которая могла стать для государства, а значит для него, Маслова, оружием противодействия в этой борьбе, работала на удивление вяло и мягко. Как будто люди функционировали через силу. Почему? Не понимают важности момента? Вырвалось же лихо на свободу! Офицеров ОАБ, отвечающих за мероприятие, надо выбросить на помойку. Вплоть до уровня непосредственных исполнителей. Мудачье, зажрались! Из журналистов уже пришлось кое к кому принять меры…
27 января марта Иоанн, архиепископ Новокраковский, наложил интердикт на всю тамошнюю епархию. Мол, мы не православные, и дело это нам не совсем родное, но тоже не лыком шиты… 29-го января Мигель, епископ Рио-де-Сан-Мартина сделал то же самое. Как специально сговорились! Или все-таки действительно сговорились? Православные, католики и старокатолики когда-то, бывало, спорили тут, на Терре, до большой крови… Причем с православными две другие стороны еще как-то могли договориться. Но когда сталкивались верные Ватикану католики и их оппоненты, старокатолики, тут уж непримиримость шла против непримиримости… Епископ Утрехтский, глава старокатоликов Земли, поставил первого епископа от своей конфессии в Рио-де-Сан-Мартине в 2054 году, а папа Римский отправил сюда, в Новый Краков, обыкновенного католического архиепископа только в 2059-м. В смысле, один из пап Римских, тогда их было, кажется три… какая-то у них случилась заварушка… С тех пор старо– и просто католики соперничают. Неужто примирились? Впрочем, все это еще не было настоящей аварией. Но 30 января в три минуты первого Маслову легли на стол два очень серьезных доклада. Квестура ОАБ сообщала: ряд полевых участков МВД и первые три бригады специального назначения вызывают существенные сомнения по части лояльности; для экстремальных ситуаций их следует считать «ограниченно боеготовыми». С 20-го года такого не случалось… И – венец всего: служба «Секрет-2», осуществляющая негласный надзор за состоянием дел в самом ОАБ, для всей Терры фактически несуществующая, информирует: над следующими ключевыми подразделениями Бюро (номера такие-то) предположительно установлен внешний контроль; отраслевые управления 4 и 5 контролируются через прямых непосредственных начальников; контролирующий субъект не определен. Маслов насторожился. Через четверть часа Горовец отдал несколько распоряжений, которые кое в чем изменили конфигурацию охраны масловской резиденции на всех уровнях. Хорошие ребята, не должны подвести… Миша, должно быть, перестраховывается… Премьер-секретарь, кстати, доложил: распоряжения выполнялись недопустимо медленно… нет, он сказал иначе: «странно медленно»… «странно» – не из его лексикона слово. Запомнить. Запросить дополнительную информацию. Шпилькин в 2.00 сообщил о перехвате непонятного сообщения: старейшина Сектора порто – невыясненному адресату всего одно слово: «Согласен». В 3.15 с опозданием на сутки Маслов узнал: восемь очень серьезных специалистов по тактическим операциям – все из Латинского сектора – одновременно получили отпуск за свой счет. К 5.00 локализовали шестерых, прочие пока не обнаружены… 5.20 – сообщение по мгновенной связи из порта Белая Горячка: панфирная тревога на орбитальной станции «Бялы Палац». Этого еще не хватало! 5.40 – Банкир не ответил на срочный запрос. 5.45 – Рябинина прислала сообщение о том, что болеет она, ужасно болеет… 6.20 – «Изолятор 100» на станции «Бялы Палац»… О! О! Да как же так?! Спросить с кого следует по всей строгости. Любой ценой исправитиь положение. 6.25 – седьмой специалист арестован в непосредственной близости от резиденции, легенда проверена и к 6.55 признана недостаточно прозрачной. А восьмой? В 7.00 полковник Сергеичев, Харя, Худой Янкель, Мошнин и генерал Андрейченко получили от Маслова приказ: привести соответствующие подразделения и группы в состояние боевой готовности; действовать по сигналу «Альфа». Спустя десять минут Маслову стало нестерпимо плохо. Он нуждался в избавлении… или в четком понимании того, что избавления ему не будет. Что ж, к 8.30 он получил худший из двух вариантов, зато наверняка. Ему оставалось одно: держаться, держаться, насколько хватит сил, насколько позволит ему та потусторонняя сила, которая заставляет его мучиться, но все еще удерживает на плаву.
