–– Мне это тоже больше всего понравилось. – Она помедлила, но всё же рискнула: – Так почему сегодня ты такой кислый? Вымотался?
Он наморщил нос, но движением руки отмел это объяснение. То ли пока не любит отговорки, то ли слишком честен.
– Нет. Это просто папа.
Корделия попыталась нащупать верный тон – нейтральный, но приглашающий.
– А он что натворил?
– Да ничего нового. Просто опять талдычит про Академию. Он такой.
Интересное определение. По крайней мере, Алекс знает, что фамильную одержимость одной идеей он разделяет с отцом. Несомненно, тут видна рука Катерины.
– Он просто хотел тебя подбодрить, ты же знаешь. У него самого было столько проблем с поступлением из-за его солтоксиновой травмы, и стоящие перед ним барьеры он обходил таким необычайно кружным путем, что, ну… он хочет, чтобы у тебя все было проще.
– Я понимаю, просто… – Алекс умолк. – Для него это так же, как, ну, быть графом.
– То есть неизбежная историческая необходимость?
Алекс насупил брови.
– Вроде того. Ну, все графские наследники там учились с незапамятных времен.
– Формально это не так. Имперской Военной Академии вообще не существовало до конца Периода Изоляции. Прежде офицеры обучались методом личного ученичества. Как и твой прадед Петр. – Следует отдать ему должное, Петр учился своему ремеслу во время настоящей войны и был чем-то вроде гения-самоучки; в новых условиях, на осажденном врагами Барраяре мало кто из старших мог дать ему совет. Петр двигался вперед, и его планета была вынуждена следовать за ним. Корделия не в первый раз подметила, как много в ее сыне от старика Петра.
– Но дедушка там учился. И папа. И дядя Айвен, и дядя Грегор, и дядя Дув Галени, а он даже не фор, и вообще все!
– Но дядя Марк – нет, – подсказала Корделия. И, возможно, этим она вполне заслужила его негодующий взгляд.
– Дядя Марк другой.
– Совсем другой, – согласилась она, – но генетически он идентичен с твоим папой. Биология – не судьба, ты это знаешь.
– Он даже выглядит по-другому.
– Да, и с этим ему нелегко. – Марк старался сохранять свой впечатляющий вес так же сознательно, как некоторые люди худеют, только его процесс поддержания формы был приятнее. То, что такой телесный выбор чертовски беспокоил и его брата-породителя, было скорей намеренным эффектом, как понимала Корделия.
Алекс уставился на что-то невидимое на песке у себя между ног.
– А дедушка Фортиц тоже там не был.
Профессор, как все звали доктора Фортица, был братом покойной матери Катерины и инженером, который сделал бы честь любой планете. Возможно, в мире Алекса все же хватает невоенных мужских ролевых моделей?
Корделия внезапно улыбнулась:
– Пойдем со мной в дом. Я тебе кое-что покажу. Только тебе.
Алекс послушно, но с явным любопытством последовал за нею.
Она привела его в свой личный кабинет, закрыла дверь и расчистила столик для переговоров. Затем отперла высокий шкаф с плоскими, широкими ящиками. «Я не открывала его больше трех лет». Она помедлила и начала вытаскивать папку за папкой: одни с пластиковыми листами, но большинство – с настоящей натуральной бумагой всех размеров, от обрывков до широких листов ин-фолио в половину столика. Алекс сперва наблюдал, потом подошел поближе и осторожно потрогал.
– Это рисунки твоего дедушки Эйрела, – объяснила она.
– Я знаю, что он умел рисовать, – сообщил Алекс. – Я помню, как-то он рисовал нас с Хелен, когда вы приезжали на Зимнепраздник. – Похоже, это было в последний раз, когда они ездили на Барраяр вместе, подсчитала Корделия. – Но я не знал, что он нарисовал столько!
– Не так уж и много, за столько лет. Он как-то рассказывал мне, что рисовать начал совсем маленьким – ему было меньше, чем тебе сейчас. Но те рисунки пропали. Кое-что он нарисовал подростком; это тоже в основном не сохранилось, но несколько штук ему удалось припрятать. И он почти не возвращался к этому хобби вплоть до тех пор, пока не перестал быть регентом. А еще больше стал рисовать, когда мы переехали на Сергияр.
– А красками он тоже рисовал?
– Чуть-чуть. Я как-то пыталась заинтересовать его видеоживописью, но ему, видимо, требовалось чувствовать пальцами то, что он делает. Руки, глаз, разум – и ничего больше. – Чтобы это не принадлежало никому, кроме него самого? Эйрел так много времени в своей жизни был слугой Империи, всецело ей принадлежавшим, что для него было вполне естественным желанием сохранить некий крошечный запас только для себя.
Алекс оперся локтями на стол, наклонился, вглядываясь:
– А почему он их никому не показывал? Не отдал? Их тут так много. Они никому не нужны?
– Кое-кому он показывал. Мне, Оливеру, иногда Саймону. Я думаю, другие люди хотели бы их себе получить, но… не из-за самих рисунков. А потому что их делал лорд Регент, граф, адмирал – или, еще хуже, потому что их можно дорого продать. – Она помолчала. – Он говорил, это как по Округу возят медведя на велосипеде. Всем интересно не потому, что медведь настолько хорош в езде на велосипеде, а потому, что это нечто необычное и новое.
– А мне они кажутся хорошими.
– Ты… не так уж ошибаешься. – Даже в твои одиннадцать лет.
Алекс начал листать стопки рисунков, с обнадеживающей осторожностью перекладывая листы.
– Тут много зданий. Это хассадарская Главная площадь, да? О, смотри, а вот вице-королевский дворец. Здорово.
Корделия поглядела через его плечо:
– Особенно если учесть, что тогда его еще тогда не достроили. – Она сглотнула, и вместо этого завела свою обычную речь: – Ты же знаешь, дедушка никогда не уходил на войну. Война сама пришла к нему. И он учился воевать, потому что ему пришлось. Если бы его старшего брата не убили, и он не стал наследником, если бы никогда не было Юрия Безумного – подозреваю, он мог бы стать… наверное, не художником, но архитектором – точно. Одним из тех, кто берется за грандиозные общественные проекты, такие же требовательные и сложные, как командование целой армией, потому что его форкосигановская энергия все равно потребовала бы выхода. – Как река, торящая свой путь вниз с Дендарийских гор, взламывая берега. – Он бы все равно строил Барраяр, просто по-иному.
Лицо Алекса застыло:
– Но я ведь наследник.
– Но ты живешь сейчас и на том Барраяре, который переделал твой дедушка, а не на том, который он сам получил в наследство. У тебя есть из чего выбирать. Все варианты, какие ты только можешь себе представить. Ему было бы очень приятно узнать, что ты получил от него этот подарок. Что твоя жизнь не обязана повторять его. – Она подумала и добавила: – Она не должна быть ни такой, как жизнь твоего папы, ни как его деда Петра, или кого-то другого – а только твоей собственной. Она должна отвечать только твоим стремлениям. Какими бы они ни оказались.
