то, что лежало внутри.
— Волосы, — сказала Ириша. — Чьи же это, такие желтые? Лиама или Мейва?
— Еще семя! — объявила Мулийя. — В этой раковине оно пахнет как колтун-корень. Чье бы оно ни было, этот мужчина съел целую кучу корней. — Некоторые женщины рассмеялись, поскольку все знали, что горький колтун-корень придает мужскому семени дурной запах. — А вот тут семя жидкое и водянистое, как у мальчика. Как много раковин — я и не знала, что у нее перебывало столько мужчин!
Наконец дело дошло до сфер с обрезками ногтей и ампутированным пальцем Джиндже. Женщины заохали, удрученно трогая друг друга за щеки. Анала выпрямилась, глядя на черный палец у своих ног.
— Это очень плохо, очень, очень плохо. Никогда не думала, что такое возможно.
Женщины поговорили немного и согласились, что Джиндже лишился пальцев на ноге из-за Катарининого колдовства.
— Но зачем Катарина это сделала? То, что она околдовала Мэллори, можно понять, но калечить Джиндже — злое дело.
Женщины сошлись на том, что Катарина — ведьма худшего рода, злая сатинка, причиняющая вред невинным людям просто так, ради забавы. Когда же Сания поинтересовалась, как могла сатинка казаться такой доброй и милой, Анала ответила ей:
— Они это умеют. Этот год потому и был у нас таким тяжелым и голодным, что Катарина — сатинка. Мы все должны осудить ее, иначе у деваки больше не будет халла. Мы должны приготовить постель для сатинки.
Жюстина на миг растерялась, не поняв, зачем Анала хочет приготовить Катарине постель. Но потом она взглянула на мою мать, которая чуть не плакала, потому что слишком хорошо знала девакийские обычаи, и ей стало очень страшно. В ужасе Жюстина стала кричать на Аналу. Она рассказала ей все, сознавшись, что мы пришли сюда из Города в поисках тайны жизни. Но ей никто не поверил. Для многих деваки Город был всего лишь мифом. И даже тех немногих, кто готов был признать, что Город есть и в нем живут люди со странными лицами, искусство Мехтара одурачило как нельзя лучше.
— Посмотрите на Катарину с Жюстиной, — резонно заметила Мулийя, — разве они не такие же деваки, как и мы?
Анала же сказал Жюстине:
— Не надо выдумывать сказки, чтобы спасти свою дочь. Никто не упрекнет мать за то, что она любит свое дитя, но даже родная мать не должна оставлять сатинку в живых.
После этих слов женщины схватили Жюстину, Катарину и мою мать и потащили их на зады пещеры. В том месте пол поднимался к темному потолку, было душно, разило горелым жиром и дымом. Около двадцати горючих камней, заново заправленных, горели ярко. На стенах плясали тени, и желтые пальцы света трогали черные, свисающие с потолка сталактиты. Там женщины соорудили лежанку из снега и уложили Катарину на эту холодную постель, привязав ее руки и ноги ремнями к четырем кольям.
— Мать сатинки должна присутствовать при обряде, — сказала Анала Жюстине.
— Нет! — Жюстина вырвала одну руку и ударила Лилуйе по лицу, крича моей матери: — Мойра, Мойра! — Но Мария и еще две женщины держали мать крепко, не давая ей шелохнуться.
— Ведьма не сможет делать свою работу без пальцев, — сказала Анала, обхватив запястье Катарины. — Сначала мы лишим ее пальцев.
Катарина все это время сохраняла неестественное спокойствие, глядя широко раскрытыми глазами на выступы скального потолка. Но Жюстина думала, что она смотрела не на камень, а на свою жизнь, заново переживая эти последние мгновения, которые, должно быть, видела уже много раз. Как могла она принять свою судьбу так покорно? Действительно ли она видела собственную смерть или ей являлись только варианты, где Анала решала ее пощадить или ее спасал счастливый случай? Какой же это, наверное, ад — знать час своей смерти и способ, которым ты умрешь! Другие люди могут обманывать себя, веря в то, что они бессмертны — или, во всяком случае, предвкушая впереди еще много сладостных мгновений. Им не дано знать, не дано видеть. Но скраер знает и видит слишком много. Все, что он может противопоставить вечности, — это его выучка и его мужество. Катарина обладала этим мужеством, великим мужеством, но под конец оно изменило ей. (А может быть, не оно, но ее второе зрение?) Она посмотрела на Аналу, как будто увидев ее впервые, напряглась в своих путах и закричала:
— Нет, нет, не надо, я ничего не вижу… пожалуйста!
Анала начала пилить ее пальцы своим скребком. Катарина билась, кричала и старалась сжать руку в кулак, и Анала сказала Мулийе:
— Этот кремень слишком туп. Принеси-ка мой тюлений нож. — Когда Мулийя вернулась с острым лезвием, Анала вежливо поблагодарила ее и снова взялась за дело. Деваки мастера разделывать мясо — в поразительно короткий срок она отпилила все пальцы на одной руке и принялась за другую.
Покончив с этим, она встала и посмотрела не неподвижно лежащую Катарину.
— Она лишилась чувств от боли — кто ее за это упрекнет? — И Анала добавила, обращаясь к Жюстине: — Известно, что сатинка не должна уходить на ту сторону, имея во чреве дитя, иначе она снова родится сатинкой. Надо вынуть дитя, пока она спит. — С помощью Сании и Мулийи Анала разрезала на Катарине одежду и обнажила живот. Когда плод извлекли из водяного пузыря и перерезали пуповину, Катарина внезапно открыла глаза. Анала отдала окровавленный комочек Сании, сказав: — Позаботься о нем, — и молодая женщина ушла.
— Нет! — закричала Катарина и стала звать свою мать, умоляя Жюстину на языке Города спасти ее дитя.
— Видишь, — сказала Анала Жюстине, которая вывихнула себе плечо в тщетных попытках вырваться, — она говорит на колдовском языке — ее вина доказана.
— Она не ведьма! — вопила Жюстина. — Она скраер!
— Что это за слово? Мать сатинки заразилась от нее странными словами, и потому мы должны вырвать сатинке язык. Но сначала мы выколем ей глаза, чтобы сатинка не могла видеть нас с той стороны и насылать на нас порчу.
С этими словами Анала быстро, точно выковыривая ядрышко ореха, вонзила нож в глаз Катарины и повернула лезвие. Аккуратно вынув глазное яблоко, она вручила его Мулийе. Катарина сумела не издать ни звука, даже когда Анала вынула ее второй глаз. Только когда Анала велела Мулийе и Лилуйе раскрыть Катарине челюсти, та вдруг ожила и закричала:
— Мэллори, не убивай его!
Все это Жюстина рассказала мне после, когда дело было сделано. Но часть ее рассказа я могу подтвердить сам, поскольку видел это собственными глазами. В тот день нам с Бардо посчастливилось убить первого шегшея, и судьба распорядилась так, что я
