Сзади раздались тяжелые шаги приближающиеся человека, одетого в доспех, но достаточно легкие, чтобы понять, что это шаг женщины. «Мэри» — определила она по походке, не глядя на иконку визора, в фоновом режиме показывающую расположение бойцов ее взвода. Напарница.
Ее умение определять людей по звуку шагов ставило в тупик бывалых ветеранов. Да, многие могли это делать, но не с такой феноменальной точностью. Видеть человека второй-третий раз в жизни, мельком, и мочь понять, что это движется именно он, больше в корпусе не умел никто. Как она это делает — сама Лана ответить не могла, просто чувствовала, и всё. Эта ее особенность много раз помогала там, на Марсе, когда приходилось прятаться в ожидании цели, не имея возможности не то что высунуться из укрытия и осмотреться, а даже пошевелиться. Только звук мог помочь определить, где цель и что это именно она. Приходилось бить на этот звук, вслепую, с закрытыми глазами. И попадать. Иначе там было не выжить.
Она резко развернулась. Слишком резко, Мэри отшатнулась, уходя в защитную позицию.
— Бу! — передразнила ее Лана. — Страшно?
Та недовольно сморщилась, выходя из боевого режима, но предпочла не отвечать, перейдя сразу к делу:
— Она опять отказалась есть. Скоро свалится, сегодня пятый день. Может, поговоришь с ней?
Лана покачала головой.
— Я уже говорила. Она не слушает. Твердит свое, как заведенная.
— Если она обессилит и с нею что-нибудь случится, — Мэри красноречиво провела пальцем по горлу, — Лее будет плевать, что мы ни при чем.
Лана натужно рассмеялась.
— Слушай, тебе это еще не надоело? Ублажать эту дрянь? Может, так будет лучше? Сколько можно утирать ей сопли?!
Судя по лицу напарницы, та разделяла такую точку зрения, но не достаточно сильно.
— Надоело. Но если ничего не сделаем — нас расстреляют.
— Вряд ли. — Лана задумчиво хмыкнула. — В какое-нибудь дерьмо засунут — да, но расстреливать… Не для этого готовили.
— Только знаешь, я уже согласна на дерьмо, — добавила вдруг она. Накипело. — Лишь бы не видеть ехидную рожу этой белобрысой суки!
Мэри грустно вздохнула и принялась теребить предохранитель винтовки.
— Я тоже, но… Может все же попробуешь? Еще раз? Она слушает тебя, надо просто подобрать ключик. Я не хочу остаток жизни гнить в дерьме, и девчонки не хотят. Нас она игнорирует, мы не авторитет, если получится, то только у тебя. Как-то сменишь тактику, попугаешь?
— Как еще пугать?! — вспыхнула Лана, вспоминая прошлые свои баталии с «нулевым объектом» — Пуганная уже!
— Я не знаю… — Мэри опустила голову.
Из груди Ланы вырвался обреченный вздох.
— Хорошо, попробую. Но ничего не обещаю.
Мэри постояла на галерее еще с минуту, разглядывая сквозь линзу визора неправильные небоскребы города, затем, также обреченно вздохнув, удалилась.
Лана усмехнулась. «Не хотим гнить в дерьме» — ключевая для девчонок фраза. Они не понимают Изабеллу, даже не пытаются сделать это, потому та слушает только ее из всей восьмерки — они с ней хотя бы говорят на одном языке. С Бэль придется говорить, хотя бы ради этих семерых оглоедиц. Их трудно винить, они просто отвечают девчонке ее же монетой: презрение на презрение, оскорбление на оскорбление, а неуважение на неуважение. Бэль — трудная избалованная девчонка, «девятка» же — боевой взвод, а не сборище подростковых психологов. Но никакого прогресса так не добиться, а прогресс нужен.
Поправив ремень на плече, она развернулась и направилась по аллее в отведенный им и их подопечной Зеленый Дом — домик в парковой части поместья, в полукилометре от основного дворца. Туда их поселила Лея, зная характер дочери и исповедуя принцип: «Поменьше посторонних глаз и побольше защиты». Домик было легко контролировать, причем как тех, кто в него хочет войти, так и тех, кто выйти. Наверное, последний критерий был для ее величества решающим.
Что ей нравилось во дворце, так это обилие зелени. Зеленым здесь было всё, кроме мраморной облицовки дворца и вычурной лестницы с колоннами в старинном стиле. Все дорожки в парке и строения окаймляли полосы густого кустарника, за ними зеленели подстриженные газоны или стеной высились невысокие деревья. Глаз, не привыкший к такому в мешке колониального города, отдыхал и радовался. Но только глаз — на самом деле зелень эта была обманчива.
Вокруг внешнего периметра была высажена живая стена непроходимых зарослей вместо забора, под завязку напичканная электроникой. На территории собственно парка в кустарниках и зарослях тоже можно было встретить какую-нибудь защитную систему: генераторы голографического поля, контролеры движения, тепловые датчики и датчики всевозможных излучений, антишпионы и антирадары, поглотители, постановшики помех, станции управления нанороботами и дроидами, контроллеры системы определения «свой-чужой», и, конечно, миниатюрная система ПВО. Миниатюрная, потому, что на нескольких гектарах, занятых под дворец и парк, наладить полноценную систему ПВО невозможно, но сбить шлюпку, например, или вооруженный до зубов катер, дворец мог. Вокруг, до самого города, а с другой стороны на несколько километров в океан, простиралась бесполетная зона, и перехватить воздушное судно каких-нибудь отчаявшихся террористов у зенитчиков возможности были.
— Здравия желаю! — отдали ей честь двое проходящих мимо парней в легких черных доспехах — патруль — но сержантскими знаками различия. С показной ленцой, говорящей, «видали мы вас, начальниц-офицеров», но соблюдая необходимый по уставу минимум почтения. Не местные, прилетели с Леей. Откомандированные сюда стражи обычно быстро находят общий язык с откомандированными же девчонками. Различия быстро забываются и стираются, чему способствует и атмосфера, и климат, и солнце, и удаленность от начальства. Это там, на Венере, где полно условностей, между их службами есть напряг. Что делать, зависть — плохое чувство, особенно если подкреплено мужским шовинизмом!
Мысль вновь вернулась к предстоящему разговору. Она поступила бы на месте девчонок также, платила бы Изабелле той же монетой, наплевав, что та принцесса. Может даже устроила бы хорошую пакость, чтобы знала с кем связывается. Но она не на их месте. Она — комвзвода, самого грозного и одиозного, но и самого боеспособного. Она отвечает за всё и за всех, хочет этого или не хочет, и в первую очередь за состояние вверенного ей субъекта. Ей четко приказали: «Найди общий язык!», значит, язык искать придется. Вот только что еще можно придумать, когда все давно перепробовано?
«Девятку» всегда все боялись, и боялись заслуженно. Их взвод никогда не подчинялся общим правилам, наоборот, везде устанавливал свои. Например, к ним никто не прикоснулся пальцем, пока они считались бесправной «мелочью»[5], хотя их одногодки лётали по казармам под пинками более старших только так. А позже, когда Полигон остался за плечами, они поставили себя вровень с полноценными бойцами, «ангелами», со всеми их правами и привилегиями, и никто не пикнул слова против. Офицеры, посовещавшись, оставили все как есть, лишь ограничив их право свободного выхода в город, обязательного для всей «зелени».
