– Рейси говорит, что иначе у вас начнет отваливаться мясо. Раны гниют в этих местах очень быстро. А есть еще летучие мотыльки жуго налетят и отложат своих детей в вашу гнилую плоть, и они вас съедят раньше чем вы станете трупом.
Антон содрогнулся, представив как мириады червяков пожирают его еще живое тело.
Он послушно лег на спину, радуясь что может закрыть глаза и не видеть пиявок, живым студнем копошившихся у него на лице.
Тысячник подполз к Антону.
– Это нужно видеть – как рейси работают. Они великие мастера! У тебя лицо почти нормальное…
– Значит, я буду очень симпатично смотреться в супе, – обронил Антон с несвойственным ему вообще-то юмором висельника.
– Боюсь, честь свариться заживо принадлежит только вождям, – возразил тысячник, и непонятно было – то ли он тоже шутит, то ли наоборот – всерьез разъясняет чужеземцу тонкости местного этикета по обращению с пленными.
Он сел в углу и закурил самокрутку.
– Этот рейси просто отчаянных храбрец. Он слишком стар, чтобы быть проданным в рабство. И он знает, что торике его убьют если что. Тем не менее примерно через час после того, как тебя принесли сюда, он вышел из джунглей, сел у клетки и начал кричать. Он голосил до тех пор, пока не пришли люди Фойриппо и не бросили к нам.
– На кой черт он сделал это?
– Я переведу вам его песню, и ты все поймешь. Он называл тебя «Человеком-мечом, разрубающим Тень, который освободил лесных людей в ночь Трех Лун». Эту песню теперь будут петь дети, внуки и правнуки рейси. Ты теперь стал для них героем, подобно Унорамо у нас. Племя поручило ему тебя вылечить. Возможно даже у него в мешочке припасено снадобье, которое облегчит тебе будущие пытки. А еще лучше – хороший яд, дарующий смерть без боли. Если есть – поделись со мной…
– Передайте этому уважаемому рейси что я благодарен ему за помощь. Но объясните ему, что зря он это сделал – все равно мне умирать...
И вздрогнул – рейси вдруг улыбнулся в ответ, словно и без перевода понял – что он хотел сказать.
Антон вновь погрузился в полузабытье.
Из транса его вывело тихое журчание слов. Сосед по клетке размышлял вслух...
…Я учился в последней миссионерской школе, и почти закончил ее – и закончил бы, если бы ее не сожгли. А потом даже вообще в колледже – последнем колледже на нашем материке – пока его не разогнали люди шамана Понга!
И скажу честно: эпоха Воссоединения – это великий период в нашей истории. В то время был построен канал Меллс, соединивший Бескрайние озера с морем. Через джунгли было проложено множество дорог – и монорельсы и струнные. Мы до сих пор всем этим пользуемся – тем что осталось. Наши дети перестали умирать. Лучшие из наших обучались за казенный счет в школах при фирмах и заводах, и даже на Аригато. Мой дед был одним из таких людей.
– А вот господин Идрис мне представьте, говорил нечто другое, – Антон улыбнулся разбитыми губами.
– Ну конечно! – озлился Шанно. Южане всегда считали себя пупом вселенной. Они и раньше торговали нами как скотом, и сейчас делают то же самое, ругая никконцев. Хотя при Аригато как раз больше благоволили им. Да – конечно, – продолжил он после паузы, – южане в чем-то правы, и Аригато делала все это чтобы ловчее нас ограбить. Да – Эяллу как это по ученому говорят эксплуатировали, вывозили алмазы, древесину, редкие металлы и камни. Да – нами правили назначенные Аригато люди. Но взамен мы получили великое благо – нормальную жизнь без войн и резни. Мы получили путь к звездам и знание того, что мы – часть великой звездной семьи Человечества... – Все это кануло в прошлое. Сейчас мы топим друг друга в собственной крови. С другой стороны – если бы не учился – я не сделал то что сделал, – вновь размышлял Шанно вслух. Но скажу честно – мне не раз приходила мысль – отправится на Каитто и втереться в какой-нибудь рабский караван – только бы убраться вон из этого кровавого болота.
Солнце склонилось к закату, и небо приобрело кроваво-красный оттенок, словно предвещая завтрашние муки.
– Нас что-нибудь может спасти? – осведомился Антон у Шанно.
– Нам уже ничего не поможет. Приготовься к неизбежному, чужак, как приготовился я. Хотя – я по крайней мере страдаю за зло, которое причинил, а ты – за то добро, которое сотворил.
– За зло?
– Да – и справедливо! – с горечью отозвался Шанно. Лет семь назад, еще в начале нынешней войны, мы убили сразу тысяч пять торике. Вначале мы объявили что должен состояться большой праздник в честь всеобщего перемирия. Наши безоружные посланцы с ветвью мира ходили по деревням и приглашали самых уважаемых людей, говорили что хотим заключить вечный мир. Самое интересное – многие поверили: вожди, жрецы, старейшины. Ну, как можно было упустить возможность обезглавить врага одним махом? У нас было припрятано две дюжины шестиствольных пулеметов – одни из последних нормально работающих тяжелых пулеметов в стране... – усмехнулся он. Как только торике заполнили старый стадион, мы открыли огонь. Там было много детей – люди приходили семьями. Когда у нас кончились патроны, мы пошли на них с дубинами и мечами... Потом мы не знали что делать с таким количеством трупов – туда слетелись саванги и корди со всех джунглей. В городе воняло так что до сих пор тошнит… – голос его понизился до трагического шепота. Так что я по совести не должен возражать против того, что меня сварят заживо.
– Вы... командовали пулеметчиками? – спросил пораженный догадкой Антон.
– Хуже, – ответил Шанно. – Я придумал этот план.
Скирову оставалось лишь радоваться, что он не видит в полутьме выражения лица тысячника.
– Да, – без тени усмешки продолжил Шанно. Теперь так никто бы не поступил – боеприпасы слишком дороги. Сейчас разбивают головы дубинками, сажают на кол – или вообще хоронят живьем. Еще вот головы иногда рубят – чтобы выставить для устрашения врагов на шесте.
Я вот еще помню когда в некоторых городах иногда подавалось электричество – а мои солдаты даже не знают что это такое.
Давай спать, друг… Завтра у нас трудный день…
Антон закрыл глаза, в которые била луна – он уже не мог вспомнить – какая.
Завтра это и случится...
Нет, он ни о чем не сожалел, но ему было страшно. Антон попытался было не думать о предстоящей неизбежной смерти, но это оказалось невозможно. Как именно проклятый Фойриппо намерен с ним расправиться?
– Просыпайся, муженёк! – прозвучали сказанные с грубой насмешкой слова.
Подняв голову, он обнаружил стоявшую у самой клетки Айнур.
Антон пошевелился, попробовал встать, но сморщился от боли и невольно опустился на колени.
Айнур стояла широко расставив ноги. Губы сурово сжаты, ладонь лежит на рукоятке отцовского «мазетти», засунутого за пояс.
