Я квиринец... и вот теперь придется погибнуть так глупо, потому что маяк они сняли, и нет никакой возможности сообщить... да что там, даже пошевелиться. Валтэн будет ждать меня... два месяца, если понадобится, до следующего дежурства. Если бы он был здесь! Я с тоской вспомнил Валтэна. Вот – родной мне человек. Марк... Оливия... да много теперь уже родных, близких людей. Им я могу верить – они квиринцы, эстарги, как и я. Я знаю, чего от них ждать. А Пати – как я мог верить в нее? Чужой, абсолютно чужой человек. Я не знаю, права она или нет. Наверное, права – по-своему. Она замечательная общинница, люди к ней тянутся. Но для меня она навсегда останется чужой. Как же я ошибался!
Нет у меня никакой Родины... это миф, мираж. Родина – вот эта боль. Она пройдет, и останется только воспоминание.
Скрипнула дверь, и непроизвольно мое тело дернулось, и кости ответили новым взрывом боли. Я переждал ее, закрыв глаза. Надо мной стоял Зай-Зай. Только не это... я слабо застонал от ужаса.
– Двести восемнадцатый, – сказал он, – вставай.
Я поднял руку и прикрыл рукой лицо. Встать я все равно не смогу. И не хочу.
– Вставай, – сказал старвос, – ведь все равно заставлю.
– Не могу, – прошипел я. Говорить громко не получалось, голос, видимо, сорвал. Зай протянул руку, взял меня за шиворот и сбросил на пол. Я упал мешком, и застонал от нового взрыва боли, переждал его, уткнувшись в пол лицом. Потом Зай начал поднимать меня пинками. Довольно скоро это ему удалось.
Я лежал, оказывается, не в том помещении, где была качалка. Значит, мне еще туда нужно дойти... Я кое-как ковылял и на каждом шагу постанывал от напряжения. Зай-зай терпеливо шел за мной.
Это уже какое-то качественно новое состояние. Обычно все-таки после качалки на следующий день уже и ходить можно, и даже работать. Но видимо, мне слишком сильно в этот раз досталось. Я не узнавал помещения – здесь все перестроили, видимо... Мы поднялись по лестнице. Не помню, но кажется, качалка расположена в подвале, в самом низу. Я только теперь осознал свое предчувствие – мне казалось почему-то, что больше меня на этот кошмар не поведут, я этого просто не выдержу, умру... и казалось, непонятно, почему, что еще не пришло мое время умирать. Что меня просто не могут снова привязать к качалке, потому что ну не может же быть мир таким ужасным... глупая мысль, но кажется, она оправдывалась.
Теперь я узнал помещение. Мы пришли в кабинет старвоса, тот же самый... я разглядывал красно-белые знамена на стенах. Цвет крови и цвет душевной чистоты. Из-за бокового стола навстречу нам поднялся человек в военной форме, с большим синим треугольником на берете.
– Вот, пожалуйста, гир сендин, это двести восемнадцатый... бывший двести восемнадцатый номер, – поправился Зай-зай, – ныне квиринский агент.
Сендин (довольно-таки серьезное звание, между прочим) внимательно посмотрел на меня. Я думал о том, как бы присесть или прилечь. Он взял меня за подбородок двумя пальцами в тонкой перчатке, поднял лицо и повернул к свету. Судя по ощущениям, под глазом у меня должен быть синяк, и губы разбиты. Сендин слегка поморщился. Резко вытянул вторую руку, я отшатнулся и едва не упал, потеряв равновесие. Но сендин не ударил меня, он, оказывается просто хотел показать мне фотографию...
На фотографии я увидел свой собственный ландер. Или не мой... да нет, мой – на носу характерный узор выбит.
– Это твоя машина? – поинтересовался сендин.
– Моя, – прохрипел я.
– А нормально ответить ты не можешь?
– Не могу. Голоса нет.
– Ясно. Я забираю его, – сендин повернулся к Зай-заю.
Управление охраны... подумал я. Или разведка... по его форме не разберешь. Двое Треугольных подошли ко мне сзади. Ну, сейчас мне хватило бы и одного сендина... я сейчас и с пуделем бы не справился.
Я вдруг понял, что Зай-зая мне больше никогда не суждено увидеть. Мне стало смешно отчего-то. Я повернулся и посмотрел ему в глаза.
Светлые честные глаза. Полные уверенности и сознания своей правоты.
Что ж, он тоже по-своему прав.
– Кругом, марш, – скомандовал сендин. Я повернулся к охранникам и шагнул им навстречу к двери. Но не рассчитал и потерял равновесие. Уже на лету я попытался опереться о дверной косяк, но он оказался слишком далеко... я рухнул на пол и зашипел, снова переживая приступ костной боли.
Краем глаза я видел, что Зай-зай подскочил ко мне и занес ногу.
– А ну, вставай!
– Отставить, – приказал сендин. От удивления я поднял голову.
А дальше произошло что-то уж вовсе невообразимое. Сендин вышел со своими ребятами в коридор. Через некоторое время Треугольные притащили носилки. Меня кое-как на них взгромоздили, а потом сендин разомкнул и снял мои наручники... И пока я блаженствовал от великого облегчения, меня, как какого-нибудь глостийского властителя в паланкине, вынесли во двор и погрузили в закрытый фургон.
Надо же, какие чудеса случаются в жизни... а я думал, что знаю о Лервене все.
Я наивно полагал, что точно знаю, чего мне ожидать в ближайшем будущем. Конечно же, смерти. И конечно же, не легкой, потому что какой же мелкий Треугольный начальник в Лервене упустит случай поиздеваться над бесспорным квиринским агентом?
Ошибся я в одном. Ведь я – агент настоящий. Не такой, как Таро. Не просто какой-то бедолага, которого захотели убрать. А настоящих квиринских агентов в Лервене, видимо, ценят и уважают.
Прошло всего три дня. Три дня, как я лежу в этой замечательной, чудесной, пусть небольшой, но светлой и уютной комнате с очень крепкими решетками на окнах, а за окном – еще одна сетка, по которой пропущен ток. Сегодня я уже тщательно исследовал все возможности побега. Но даже квиринскому ско это, боюсь не под силу.
И все же удивительно. В самом начале меня обследовал врач, и даже общий рентген сделали, на предмет, видимо, наличия переломов. И здесь – настоящая кровать, матрац без всяких клопов, и уж совсем верх благополучия – постельное белье. Стол и стул, привинченные к полу. К тому же меня кормят четыре раза в день, что совершенно невероятно. В Лервене и в мирное-то время было голодновато, а что говорить о военном. И ведь я все-таки в тюрьме. Но кормят, причем довольно сытно. Перловка, например, вчера вечером была с маслом... Н-да, конечно, это не «Синяя ворона». И все же...
Скучновато, конечно. Но эти два дня я был занят в основном внутренними ощущениями. Я отходил от пережитого. Даже голос постепенно восстановился. Вообще, после качалки отходят быстро, а били меня не так уж сильно. Несколько синяков осталось, только и всего.
Удивительно, насколько быстро я вернулся к прежнему лервенскому мироощущению. Я ведь действительно стал другим. Пати права – и не только внешне. Я стал квиринцем... я научился быть одиноким. У меня другие ценности в жизни, другие интересы, невозможно представить, чтобы я с восторгом подумал о Цхарне. Наконец, я отказался от сенсара – совсем. Больше никаких наркотиков – ни физических, ни духовных...
