Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник)

– Энна. Какая-то армия.

– Из-за реки?

– Кажется.

– Это имущество – освобожденное. Они такие, как вы. Они не сделают вам плохо.

– Может быть.

Она боялась. Прекрасно владела собой, но очень боялась. Она была свидетельницей Восстания и карательных мер.

– Если будут бомбежки или бои, спрячьтесь, – сказал он. – Под землей. Здесь ведь должны быть убежища.

Она подумала и сказала:

– Да.

В садах Ярамеры царила безмятежность. Нигде ни звука, только ветер шелестит листьями да еле слышно жужжит генератор. Даже закопченные развалины дома обрели мирный вневременной вид. Худшее уже свершилось, говорили развалины. С ними. Но может быть, не с Камзой и Хио, с Ганой и Эсданом. Однако в летнем воздухе не было ни малейшего намека на насилие. Малыш, лежа на руках Эсдана, опять улыбнулся своей смутной улыбкой. Эсдан вспомнил камешек, который потерял в своем сне.

На ночь его заперли в кладовой без окна. У него не было возможности определить, в каком часу его разбудил шум, когда он сразу очнулся от треска выстрелов и взрывов. Винтовки? Ручные гранаты? Наступила тишина, потом опять выстрелы и взрывы, но уже слабее. Снова тишина – и тянется, тянется… Затем он услышал летательный аппарат, словно кружащий над самым домом, и звуки внутри дома: крики, топот бегущих ног. Он зажег фонарь, надел брюки, с трудом натянув их через повязку. Услышал, что летательный аппарат возвращается, и сразу же прогремел взрыв. Он в панике кинулся к двери с одной только мыслью: как-нибудь вырваться из этой гибельной мышеловки. Он всегда боялся огня. Смерти в огне. Дверь была из крепкого дерева, крепко вделанная в крепкую раму. Никакой надежды выломать ее. Он осознал это даже в минуту полной паники. Он крикнул:

– Выпустите меня!

Один раз. Кое-как взял себя в руки, вернулся к койке, а затем сел на полу между койкой и стеной – наиболее укромное место в комнате – и попытался сообразить, что происходит. Налет отряда Освобождения, люди Райайе отстреливаются, пытаются сбить летательный аппарат… вот к какому выводу он пришел.

Мертвая тишина. Тянется, тянется…

Свет фонаря совсем потускнел.

Он поднялся на ноги и встал у двери.

– Выпустите меня!

Ни звука.

Одиночный выстрел. Снова голоса, снова топот бегущих ног, крики. После новой долгой тишины – отдаленные голоса, шаги, приближающиеся по коридору за дверью. Мужской голос:

– Пока подержите их там.

Резкий, грубый голос.

Он поколебался, собрался с духом и крикнул:

– Я пленный! Я здесь!

Молчание.

– Кто тут?

Этого голоса он никогда прежде не слышал. А голоса, как и лица, имена, намерения, были его призванием.

– Эсдардон Айа. Посольство Экумены.

– Владыка милостивый! – произнес голос.

– Выпустите меня отсюда, хорошо?

Ответа не последовало, но дверь содрогнулась на массивных петлях, на нее посыпались удары. Еще голоса снаружи, еще удары.

– Топор! – сказал кто-то.

– Надо найти ключ, – сказал другой, и послышались удаляющиеся шаги.

Эсдан ждал. Он вновь и вновь подавлял рвущийся наружу смех, опасаясь не справиться с истерикой. Но как это было смешно! По-дурацки смешно! Перекличка сквозь дверь, поиски ключей и топоров – фарс в разгар сражения. Но какого сражения?

Он все истолковал шиворот-навыворот. Бойцы Освобождения проникли в дом и убили людей Райайе. Несомненно, у них были пособники среди полевых рабов – осведомители, проводники. Запертый в кладовой, он только слышал шумный финал.

Когда его вывели из кладовой, по коридору волокли наружу тела убитых. Он увидел, как жутко изуродованный труп одного из парней – Алатуала или Немео – вдруг распался: по полу протянулись веревки внутренностей, а ноги остались на месте. Человек, волокший труп, растерялся и стоял, держа туловище за плечи.

– Дерьмо-о! – сказал он.

Остановился и Эсдан, задыхаясь, борясь со смехом, борясь с рвотой.

– Пошли, – сказали люди рядом, и он пошел дальше.

В разбитые окна косо лились утренние солнечные лучи. Эсдан поглядывал по сторонам, но никого из домашних слуг не увидел. Его привели в комнату со скалящейся собачьей головой над камином. Там у стола стояли шесть-семь человек. Военной формы на них не было, хотя на фуражках и рукавах у некоторых желтели ленты Освобождения. Оборванцы, но подтянутые оборванцы. Разные оттенки кожи – и темный, и бежевый, и глинистый, и синеватый. Все они казались очень напряженными и очень опасными. Один из сопровождавших его, худой, высокий, сказал резким голосом (тем, который произнес «Владыка милостивый!» за дверью):

– Это он.

– Я Эсдардон Айа, Музыка Былого, из посольства Экумены, – снова сказал он, как мог непринужденнее. – Меня держали здесь насильственно. Благодарю вас за мое освобождение.

Некоторые уставились на него так, как смотрят люди, никогда прежде не видевшие инопланетян, осваиваясь с его красновато-коричневой кожей, глубоко посаженными глазами в белой обводке и более скрытыми отличиями в форме черепа и лица. Двое глядели на него с вызовом, словно проверяя его утверждения, показывая, что поверят ему, только когда он представит доказательства. Крупный широкоплечий мужчина с белой кожей и рыжеватыми волосами – типичнейший пыльный, чистокровный потомок древней покоренной расы – очень долго смотрел на Эсдана.

– Мы здесь для этого, – сказал он.

Он говорил тихим мягким голосом имущества. Возможно, потребуется поколение, а то и два, чтобы они научились повышать голос, говорить раскованно.

– Откуда вы узнали, что я тут? Через полевую сеть?

Так называли тайную систему передачи сведений голосом – уху, с поля в поселок, в город и обратно задолго до появления голосети. Хейм использовал полевую сеть, и она была главным орудием Восстания.

Невысокий смуглый мужчина улыбнулся, чуть откинул голову, но оборвал кивок, заметив, что остальные никаких сведений не дают.

– Вам известно, кто удерживал меня здесь, Райайе. Не знаю, чье поручение он выполнял. Все, что я могу вам сказать, я скажу. – Он поглупел от облегчения и говорил слишком много, разыгрывал хоровод вокруг розового куста, тогда как они играли в твердокаменность. – У меня здесь есть друзья, – продолжал он более нейтральным тоном, переводя взгляд с лица на лицо – прямой, но вежливый. – Невольницы, домашняя прислуга. Надеюсь, с ними ничего не случилось?

– Возможно, – ответил седой щуплый человек, выглядевший очень усталым.

– Женщина с ребенком, Камза. Старуха, Гана.

Двое-трое покачали головами, выражая неосведомленность или равнодушие. Остальные никак не прореагировали. Он снова обвел их взглядом, подавляя раздражение и гнев. Такая напыщенность, такая идиотская игра в молчание!