— Скоро будем на месте, — сказал усатый альгвасил, ворочаясь на сиденье рядом с водителем. Его было чудесно слышно без вспомогательной акустики. Переборка не мешала прохождению звука.
Через десять минут вездеходы въехали в поселок, петляя между сборными домиками.
— Здесь брамайны живут, — пояснил словоохотливый усач, когда мобиль проехал мимо длинных бараков. — Толкачи. На них грузовозы гоняют. Вахтовый метод: полгода пашут, аж дым из ушей, полгода отпуска. Смешные ребята! Отопление — мизер, пища — дрянь, а они еще и гирлянды свои заряжают. Сверх программы. Мерзнут, голодают, и ни черта им не делается — только крепчают…
«Я слишком мало страдала, — вспомнил Тарталья слова Сунгхари, женщины, которая стала святым изваянием в храме. — Мы, брамайны, черпаем энергию в страданиях».
За бараками возвышалось трехэтажное здание с крышей, увенчанной гроздью антенн. Затормозив у входа, вездеходы стали впритирку друг к другу.
— Администрация, — пояснил усатый. — Сперва думали вас по домам разместить. А потом прикинули: ночь, люди спят. С утра всем на работу. Тесно, опять же, в домах. Экономия жилого пространства. Ну и решили — здесь. Врач сейчас приедет, продукты в холодильнике… Матрасы уже везут, с одеялами. Если хотите, спальные мешки есть, с подогревом…
— Спирт есть, — добавил басом водитель. — Этиловый. С брусникой. Спирту хотите?
— Хочу, — кивнул честный Лючано.
Вехдены промолчали.
В администрации их разделили. Троицу Бижана увели налево, по коридору, а Тарталье предложили подняться на второй этаж. Мечтая о матрасе, который везут специально для него, вместе с одеялом (теплым, мягким счастьем в хрустящем пододеяльнике!), он буквально вполз наверх по узкой лестнице. Ватные ноги молили об отдыхе. Хотелось спать, но нервное возбуждение покалывало мозг хрустальными иголочками. Оно гнало приставучий сон прочь, словно хозяин — голодного щенка от миски с мясным фаршем.
«Спирту мне! Море брусничного спирту! — затупить иглы…»
Заботливый альгвасил тенью следовал за спасенным. Тулуп и шапку усач снял еще в холле, оказавшись разодетым в пух и прах — хоть на сцену. Длиннополый кафтан подбит стриженым мехом, складчатые шаровары заправлены в мохнатые унты — высокие, до колен. На голове — крошечная феска с кистью, ранее укрытая под зимней шапкой.
Кафтан украшала такая же бляха, как и на тулупе.
— Сюда, прошу вас!
Кабинет был невелик: чуть меньше рубки «Нейрама». Он выглядел декорацией к историческому малобюджетному фильму. Стол, кресло на вертящейся ножке, два стула с высокими спинками. Общий свет выключен. Уютно теплилась настольная лампа — декоративное «солнышко» на витой спирали, под абажуром из темно-оранжевого полос. Абажур напоминал жалюзи, свернутое в усеченный конус. Малогабаритный визор стоял на тумбочке, сделанной из душистого — с порога слышно! — дерева.
Окно было небрежно зашторено. В просвет виднелась решетка, перекрывавшая оконный проем. Решетку ковал настоящий мастер-кузнец: вензеля, листья, граненые прутья смотрелись произведением искусства.
— Присаживайтесь!
— А спирт? — обнаглел Лючано, опускаясь в кресло.
Шубу он скинул прямо на пол, не в силах искать вешалку.
Альгвасил расхохотался и полез в стенной шкаф, звеня посудой. Раздалось приятное бульканье. Лючано улыбнулся в ответ, предвкушая глоток жгучего, пахнущего ягодой наслаждения.
И услышал слабый щелчок.
III
Сидеть в кресле сразу стало неудобно. Удочка шлема качнулась вниз, давая обзор. В кровь волной хлынул адреналин, смывая усталость. Офисное кресло, самое обычное на первый взгляд, оказалось коварной ловушкой. Вынырнув из подлокотников, силовые «ленты» плотно охватили запястья спасенного. То же самое произошло с ножкой кресла: щиколотки Тартальи стянула мерцающая петля.
Два щекотных усика, объявившись из подголовника, забрались под шлем и плотно прижались к шее. Они не столько фиксировали голову, сколько считывали какие-то физиологические параметры пленника. Без предупреждения засветился визор. В темно-фиолетовой сфере началось движение оранжевых, как абажур, цифр и текста: кровяное давление, пульс, частота дыхания…
— Что это значит? Немедленно освободите меня!
Усач не ответил. Он закрыл дверцу шкафа и подошел к столу. В руках альгвасил держал странный прибор, похожий на церебральный парализатор «Хлыст» — такой был у Тартальи, когда он прилетел с гастролями на Китту. Вместо ствола из «парализатора» торчали два тонких и длинных штырька, с ворсинками на концах.
Засунув штырьки себе глубоко в нос, усатый нажал на спусковой крючок. Раздался еле слышимый хруст. Альгвасил дернулся, закатив глаза. Из ноздрей у него потекла кровь, пачкая кафтан. Лючано с ужасом наблюдал за происходящим. Казалось, он заснул, не дождавшись вожделенного спирта, и видит кошмар.
Вытащив штырьки наружу, альгвасил некоторое время стоял молча. Кровь быстро сворачивалась. На виске усача билась синяя жилка. Лоб изуродовали морщины: глубокие, словно раны. Усы превратились в багровую, слипшуюся массу. Лишь «винты» по краям торчали проволокой. Сейчас этот человек выглядел до ужаса знакомым, как знакомы детские страхи и взрослые неврозы.
— На помощь! — окончательно теряя самообладание, завопил Лючано.
— Не надо кричать, — хрипло ответил усач. — Кабинет звуконепроницаем. Вас никто не услышит. А даже если услышит, не станет помогать. Властью, данной мне…
Он вдруг зашелся хохотом, как минуту назад, когда лез в шкаф. Лоб разгладился, жилка на виске замедлила биение. Чудесное настроение снизошло на альгвасила. Можно было предположить, что он принял наркотик. Хотя что за наркотик вводится столь мучительным и противоестественным способом, Тарталья не знал.
И уж тем более не знал, зачем усач показал ему кукиш.
— Давайте визор поглядим, — предложил сумасшедший альгвасил. — Устроим семейный просмотр. У меня есть дивные записи. Уверяю вас, получите истинное удовольствие…
— Я требую, чтоб меня освободили! Вы не имеете права!
— Дивные записи! — усач и глазом не моргнул. — Ну-ка подготовимся к сеансу.
Он подошел к пленнику вплотную и принялся снимать с него шлем МОРСа. Лючано дергался, пытался сопротивляться, но альгвасил пренебрег его суетой. Минута, и Лючано ослеп: отключилась камера на удочке. В темноте отчетливей проявились запахи: лаванда — освежитель воздуха, пот альгвасила, что-то неприятное, вроде нафталина…
— Папочка умоет малыша! Вот, теперь мы красивые…
Влажная губка заскользила по лицу, смывая «замазку», покрывавшую глаза. Веки трепетали, силясь открыться. Кожу неприятно пощипывало. Тарталья представил, как выглядит со стороны, и чуть не залился истерическим смехом, сопя и повизгивая.
