Он не успел произнести и слова.
В недрах здания администрации что-то глухо ухнуло. Пол под ногами вздрогнул. Мгновением позже донесся отдаленный металлический лязг.
– Землетрясение? – вместо ответа поинтересовался Лючано.
Ему вдруг стало весело. Наверное, заразился от улыбчивого маньяка.
Альгвасил не ответил. Он замер, прислушиваясь. Лицо усача окаменело маской театра Сю-Дзей. Маэстро Карл восхищался такой маской: «Чиновник: недоверчивое ожидание». Секунды ползли ядовитыми кемчугскими сколопендрами. Лючано помнил по опыту Мей-Гиле: твари никогда никуда не спешили. Все, даже прожорливые птицы додо, старались держаться от них подальше.
Он затаил дыхание.
Отмочить шуточку: «Это мой Пульчинелло в жестянке летит!»? А вдруг это и впрямь Пульчинелло? Когда у нас завтрак по террафимскому времени? Захотелось «овощу» кушенькать, послал он мудрую Шам-Марг в черную дыру, сконденсировался в малом теле на Тамире – и бегом к кормильцу-поильцу, прямиком в здание администрации…
Кажется, шаги. Далеко.
Под землей?
Усатый вышел из транса. С неожиданным проворством, удивительным в громоздком теле, он извлек из шаровар коробочку уникома, активировав эмитор голосферы. Уником явно был заранее настроен на служебную частоту. Альгвасил без промедления начал вызывать подчиненных:
– Халк, Олаф, Ульрих! Ответьте! Что у вас происходит?! Халк, Олаф…
Никто не отзывался.
Бывший агент ткнул в уником грязным пальцем, отключив связь. Сунул приборчик в карман, быстро выдвинул ящик стола. Пару секунд рассматривал его содержимое, невидимое пленнику. Затем достал тяжелый армейский лучевик «Пульсар», масляно блеснувший в свете лампы. Такой же, как у легата Тумидуса, но без подствольника.
Отработанное движение – и в рукоять, клацнув, вошла дополнительная батарея: поддержка режима сплошного огня.
– Не радуйтесь, Борготта, – он проверил заряд «Пульсара». – Это вам не сонная Террафима. Места наши дикие, оружие есть у каждого. Любой горняк – снайпер. Хищники кругом, зазеваешься – сожрут. Приходится отстреливать… Опять же – холод. Далеко ваши друзья-вехдены не уйдут.
– Они мне не друзья. Они меня похитили.
– Ну да, конечно, – хмыкнул усатый, выбираясь из-за стола. – Счастливо оставаться. Не скучайте. Я скоро вернусь, и мы продолжим.
Камера по-прежнему работала. Визор хозяин кабинета также оставил включенным. Лючано, хотя и не мог повернуть головы, ясно видел, как вооруженный маньяк отпирает дверь у него за спиной, отправляясь на «охоту».
Что случилось позже, он сразу даже не сообразил. Дверь открылась, альгвасил шагнул наружу – и неведомая сила швырнула усача обратно в кабинет. Будто зимняя пурга тихонько кралась по коридору, прикинувшись сквознячком, чтобы вдруг явить свою мощь в полной мере. На миг спина альгвасила, стремительно надвигаясь, полностью заслонила обзор. Мелькнули полы кафтана, треснула ткань под мышками. Феска вспугнутой пташкой упорхнула к окну.
Маньяк с грохотом рухнул рядом с креслом.
Скосив глаз, Тарталья засек лучевик – оружие, вращаясь, улетело в угол.
В дверях возник громила-гитарист, прыгнув следом. Тамирские хищники, небось, обзавидовались бы смертной завистью, увидев такой прыжок. Вехден сцепился с бывшим агентом, оба ворочались, пыхтели и катались по полу. На пару секунд они попадали в поле бокового зрения, затем возникали в сфере визора, пойманные объективом камеры, или оказывались в «мертвой зоне».
Тогда можно было лишь гадать по звукам борьбы, что происходит.
Разорвав хватку усатого, гитарист дважды саданул противника кулаком в лицо. Брызнула кровь, пачкая «йети» – сейчас вехдену было не до запретов своей расы. Барабанщику Гиву хватило одного удара, чтобы надолго уйти в глубокий нокаут. Альгвасил же в ответ лишь взревел, щерясь багровым, распухшим ртом.
В пасти блестели осколки выбитых зубов.
Он боднул Заля лбом в скулу, сбросил с себя и метнулся в угол кабинета. Похоже, наркотик блокировал не только чужое психическое воздействие. Боли маньяк тоже не чувствовал. Его пальцы сомкнулись на рукоятке «Пульсара» – и на спину усачу, когда он уже поворачивался для выстрела, снова прыгнул неукротимый гитарист.
Шея бывшего агента угодила в стальной «замок». Правое предплечье между кадыком и подбородком, тыльная сторона ладони – под ухом; левое предплечье – под затылком, изогнутое крюком запястье тянется, входит в соприкосновение, цепляет… Сплетенные руки, демонстрируемые под неестественным углом, заняли чуть ли не всю сферу визора. Не хватало лишь голоса диктора, ведущего передачу «Военная тайна»:
– Обратите внимание на «Виток раковины» – конструкцию захвата, характерную для южно-михрянских стилей рукопашного…
Камера дала уменьшение, беря средний план.
Лючано содрогнулся, видя, как хищно вздыбились под одеждой лопатки могучего «йети». А потом Заль передернулся, словно от укуса москита, и сделал резкое, странное движение.
От хруста затошнило.
Пальцы маньяка с неохотой разжались, выпуская «Пульсар». Медленно, словно никак не желая расставаться с жизнью, альгвасил обмяк грудой тряпья. В кабинет ввалились оскаленные, потные Бижан с Гивом. Оба – с мультирежимными полис-разрядниками наперевес. У трубача рукав комбинезона был сожжен до плеча, но двигался Бижан без помех. Должно быть, одежда пострадала больше, чем тело.
Заль подобрал лучевик и устало поднялся на ноги.
– Тебя-то чего? – хмуро поинтересовался он, оценив положение Лючано.
– Этот гад решил, что я – ваш сообщник.
Тарталья предпочел не вдаваться в подробности.
– Гив, освободи его, – распорядился Бижан. – Я поищу стволы посерьезнее. Тут должны быть… Что это? Система связи? Сожги ее, Заль. Еще подымет тревогу…
– В шкафу, – подал голос Лючано, пытаясь глазами указать барабанщику, где искать. – Там есть какая-то кнопка.
Гив кивнул, распахнул створки и принялся исследовать недра шкафа. Трижды полыхнул «Пульсар»: к счастью, в режиме ближнего боя. Из тумбы стола полетели искры. Голосфера визора погасла. По комнате расползлась вонь горелого пластика. Четвертым выстрелом гитарист спалил записывающую камеру. Бижан тем временем обыскал убитого и, завладев связкой разнокалиберных ключей, начал осматривать кабинет.
Музыканты-террористы действовали слаженно и деловито. Складывалось впечатление, что они играют давно знакомую, выученную назубок композицию. Даже от нервозности барабанщика не осталось и следа.
В шкафу раздался знакомый щелчок.
Тарталья ощутил себя свободным.
– Спасибо, Гив.
Он принялся разминать запястья и топать, возвращая конечностям подвижность. Барабанщик осклабился в ответ: не за что, мол. Свои люди, сочтемся.
