– Ш-ш-ш, маленький, маленький, ш-ш-ш, – зашептала его мать, и Эсдан почувствовал, как она покачивается, крепче прижимая малыша к себе, чтобы согреть. И запела, почти неслышно: – Суна мейа, суна на… Сура рена, сура на…
Монотонные ритмичные, жужжащие, мурлыкающие звуки творили тепло, творили покой.
Наверное, он задремал. Он лежал, свернувшись на досках, и понятия не имел, сколько времени они уже в подвале.
«Я прожил здесь сорок лет в уповании свободы, – думал он. – Это упование привело меня сюда. Оно выведет меня отсюда. Я буду держаться крепко».
Он спросил остальных, слышали ли они что-нибудь после окончания налета. Они прошептали, что не слышали.
Он потер затылок.
– Что думаешь ты, Гана?
– Я думаю, холодный воздух плох для маленького, – сказала она почти нормальным голосом, который всегда был тихим.
– Вы говорите? Что вы говорите? – закричал старик. Камза, сидевшая рядом с ним, погладила его по плечу и успокоила.
– Я пойду посмотреть, – сказала Гана.
– Пойду я.
– У тебя одна нога, – сказала старуха сердито. Она закряхтела и, поднявшись на ноги, удержала Эсдана за плечо. – Сиди смирно.
Фонарик она не зажгла, а ощупью добралась до лестницы и вскарабкалась на нее, переводя дух на каждой перекладине. Потом прижала ладони к крышке люка, надавила. Возникла полоска света. Они смутно увидели подвал, друг друга, темное пятно головы Ганы на фоне света. Она простояла так долгое время, потом опустила крышку.
– Никого, – прошептала она с лестницы. – И все тихо. Как в первое утро.
– Лучше выждать, – сказал Эсдан.
Она вернулась и опять опустилась на доски среди них. Потом сказала:
– Мы вылезем, а в доме чужие, другие армейские солдаты. Тогда куда?
– Вы можете добраться до полевого поселка? – спросил Эсдан.
– Дорога далекая.
Через некоторое время он сказал:
– Нельзя решить, что делать, пока мы не узнаем, кто там наверху. Вот так. Но позволь пойти мне, Гана.
– Почему?
– Потому что я буду знать, кто они, – ответил он, надеясь, что так и будет.
– И они тоже будут знать, – сказала Камза со все тем же странным легким намеком на смех. – Тебя сразу узнают.
– Правильно, – сказал он, кое-как поднялся на ноги, нашел лестницу и с трудом влез на нее.
«Я для этого слишком стар», – снова подумал он. Поднял крышку и выглянул наружу. Долгое время он прислушивался. И наконец прошептал сидящим внизу в темноте:
– Я постараюсь вернуться поскорее.
Он выполз наружу и неуклюже встал на ноги. У него перехватило дыхание – воздух казался густым и пахнул гарью. Свет был неясно-мутным. Он шел вдоль стены, пока не оказался у дверей.
То, что еще оставалось от старого дома, теперь тоже лежало в развалинах, развороченных, тлеющих, затянутых вонючим дымом. Булыжник двора исчез под битым стеклом и черными углями. Ничто не двигалось, кроме дыма. Желтый дым. Серый дым. А надо всем этим сияла ровная чистая голубизна рассвета.
Он направился к террасе, хромая и спотыкаясь, потому что ступню и всю ногу пронзала невыносимая боль. Подойдя к балюстраде, он увидел почернелые обломки двух летательных аппаратов. Половина верхней террасы превратилась в дымящийся кратер. А ниже сады Ярамеры уходили вдаль, красивые и безмятежные, как всегда, все ниже и ниже к вековому дереву и к реке. Поперек ступенек, ведущих на нижнюю террасу, лежал человек, лежал, раскинув руки, словно отдыхал. Нигде никакого движения, кроме стелющегося дыма, да порывы ветра раскачивали кусты с белыми цветами.
Ощущение, что за ним следят сзади из пустых окон в еще торчащих обломках стен, было невыносимо.
– Есть тут кто-нибудь? – неожиданно для себя крикнул Эсдан.
Тишина.
Он крикнул еще раз, громче.
И донесся ответ. Откуда-то со стороны фасада. Он, хромая, спустился на дорожку – открыто, не пытаясь прятаться. Какой смысл? Из-за угла вышли люди. Первыми – трое мужчин, за ними, четвертой, – женщина. Имущество, в грубой одежде – несомненно, полевые, и явились сюда из поселка.
– Я тут кое с кем из домашних, – сказал он, остановившись, когда на расстоянии десяти метров остановились они. – Мы спрятались в подвале. Тут есть кто-нибудь еще?
– Кто ты? – спросил один из них, подходя ближе, вглядываясь, замечая не тот цвет кожи, не те глаза.
– Я скажу вам, кто я. Но нам безопасно выйти наружу? Там старики, маленький ребенок. Солдат тут больше нет?
– Убиты, – сказала женщина, высокая, с бледной кожей и лицом, похожим на череп.
– Одного мы нашли раненым, – сказал кто-то из мужчин. – Все домашние убиты. Кто бросал бомбы? Какая армия?
– Какая армия, я не знаю, – ответил Эсдан. – Пожалуйста, пойдите сказать моим людям, что они могут выйти. За домом в конюшнях. Крикните им. Объясните, кто вы. Я не могу идти.
Повязка на ступне ослабла, сломанные косточки сдвинулись. Теперь боль мешала ему дышать. Он сел на дорожку, ловя ртом воздух. Отчаянно кружилась голова. Сады Ярамеры стали очень яркими, очень маленькими и стали удаляться от него все дальше и дальше – куда-то за его родную планету.
Он не потерял сознания, но довольно долго мысли у него путались. Вокруг было много людей, и они были под открытым небом, и все воняло горелым мясом. Этот запах набивался ему в рот, вызывал тошнотный кашель. И Камза, и синеватое затененное спящее личико младенца у нее на плече. А Гана объясняла другим людям: «Он был нам как друг».
Молодой человек с крупными руками заговорил с ним, сделал что-то с его ногой, снова забинтовал, туже, вызвав жутчайшую боль, а потом она пошла на убыль.
Он лежал навзничь на траве. Рядом с ним лежал кто-то навзничь на траве. Метой, евнух. Голова у Метоя была в крови, черные волосы коротко обгорели, побурели, кожа его лица, пыльно-серая, теперь побледнела, обрела синеватый оттенок, как у маленького Рекама. Он лежал тихо, иногда помаргивая.
Солнце лило на них лучи. Разговаривали люди, много людей, где-то неподалеку, но они с Метоем лежали на траве, и никто их не беспокоил.
– Они прилетели из Беллена, Метой? – спросил Эсдан.
– С востока. – Резкий грубый голос Метоя стал слабым, сиплым. – Думаю, оттуда. – Потом добавил: – Они хотят переправиться через реку.
Эсдан задумался над этим. Его мысли все еще толком не работали.
– Кто хочет? – сказал он наконец.
– Эти люди. Полевые. Имущество Ярамеры. Они хотят отправиться навстречу Армии.
– Наступающей?
– Освободительнице.
Эсдан приподнялся и оперся на локоть. От этого движения у него в голове словно прояснилось, и он сел. Потом посмотрел на Метоя.
– Они ее найдут?
– Если того пожелает Владыка, – сказал евнух.
Вскоре Метой попытался приподняться на локте по примеру Эсдана, но не сумел.